Санкт-Петербургский государственный университет
КОСОВА Екатерина Геннадьевна Выпускная квалификационная работа
«Лишний человек»: версия раннего М. Горького
Уровень образования: бакалавриат Направление 45.03.01 «Филология»
Основная образовательная программа СВ.5036. «Отечественная филология (Русский язык и литература)»
Профиль «Отечественная филология (Русский язык и литература)»
Научный руководитель:
профессор, Кафедра истории русской литературы, Виролайнен Мария Наумовна
Рецензент:
младший научный сотрудник, Автономная некоммерческая организация по поддержке и развитию литературы
«ПРОЧТЕНИЕ», Бояркина Полина Викторовна
Санкт-Петербург 2021
Оглавление
Введение...3
Глава 1. Босяки Горького в прижизненной критике...6
Глава 2. Литературный генезис образа босяков...12
Глава 3. «Бывшие люди» с Въезжей улицы...20
Глава 4. «Лишние люди» городка Окурова...32
Заключение...41
Список литературы...43
Введение
О типе «лишнего человека» русская критика заговорила во второй половине XIX в., после выхода в 1850 г. повести И. С. Тургенева «Дневник лишнего человека», но к числу «лишних людей» были вскоре отнесены и герои более ранней литературной традиции во главе с Евгением Онегиным1. Хотя в произведениях Горького «лишние» люди упоминаются не раз2, сходный тип героя имеет в его творчестве и другое определение: «бывшие люди», смысл которого писатель пояснил в 1933 г., говоря о пьесе «На дне»:
«Она явилась итогом моих почти двадцатилетних наблюдений над миром
“бывших людей”, к числу которых я отношу не только странников, обитателей ночлежек и вообще “люмпенпролетариат”, но и некоторую часть интеллигентов — “размагниченных”, разочарованных, оскорблённых и униженных неудачами в жизни»3. Несмотря на то, что босяки и интеллигенция упомянуты в одном ряду, нельзя не отметить различие в социальном генезисе «бывших людей», которое важно учитывать при разговоре о горьковской версии «лишнего человека».
Ранний Горький был воспринят читателями и критиками прежде всего как поэт босячества. «При выходе в ту "страну тьмы и тени смертной", которая называется босячеством, навсегда останется начертанным имя Горького», — писал Д. С. Мережковский4. Неожиданным представляется то, что критика практически сразу и единодушно возвела «бывших людей» к классическому типу «лишнего человека»5, — ведь в сложившейся традиции
1 Так, уже в писавшейся в 1850—1851 гг. работе А. И. Герцена «О развитии революционных идей в России» герой пушкинского романа в стихах назвал «лишним человеком» (см.: Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 7. С. 204).
2 «А люди — как тараканы — совсем лишние на земле...» (см.: Горький М. Фома Гордеев // Горький М. Полн. собр. соч.: Художественные произведения: В 25 т. М., 1969.
Т. 4. С. 359). «Ты везде лишняя... да и все люди на земле — лишние...» (см.: Горький М.
На дне // Там же. Т. 7. С. 128).
3 Горький М. О пьесах // Горький М. Собр. соч.: В 30 т. М., 1953. Т. 26. С. 423.
4 Мережковский Д. С. Чехов и Горький // Максим Горький: Рro et contra: Личность и творчество Максима Горького в оценке русских мыслителей и исследователей: 1890—
1910-е гг.: Антология. СПб., 1997. С. 645.
5 См. об этом: Поссе В. А. Певец протестующей тоски // Максим Горький: Рro et contra. С. 231—232; Боцяновский В. Ф. В погоне за смыслом жизни // Там же. С. 251—
русской литературы «лишний человек», как правило, обладал высоким социальным статусом и образованием: представителями этого типа были дворяне, реже — разночинцы. Как будто забывая о традиции, Горький
«переизобретает» этот тип, относя к нему представителей общества, не подходящих под какой-либо класс, и лишь позднее обнаруживая сходные с босяками черты в среде мещанства («Мещане», «Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина»), купечества («Фома Гордеев») и интеллигенции («Дачники», «Дети солнца»). Принципиальное отличие горьковских «лишних людей» заключается именно в том, что сначала писатель применяет метафизическое значение слова «лишний» к «бывшим людям», т. е. к тем, которые оказываются «лишними» буквально, и это связано, в частности, с новой постановкой проблемы влияния среды6.
Объектом предлагаемого исследования является ранее творчество Максима Горького, а предметом — представленная в нем тема «лишнего человека».
Цель работы — проследить, как трансформирован в творчестве раннего Горького литературный тип «лишнего человека» (это коренное изменение изначально было связано с темой босячества).
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
– описать восприятие темы босячества в прижизненной критике ранних произведений Горького;
– эксплицировать литературный генезис темы «лишнего человека» в творчестве раннего Горького;
– проанализировать развитие этой темы Горьким в ранний период его творчества.
253; Скабичевский А. М. М. Горький. Очерки и рассказы // Там же. С. 271; Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях // Там же. С. 346, 361.
6 См. об этом: Басинский П. В. Максим Горький // Русская литература рубежа веков:
(1890-е — начало 1920-х годов). М., 2001. Кн. 1. С. 515.
Материалом исследования являются ранние рассказы, повести и драмы Горького; для подробного анализа избраны рассказ «Бывшие люди» и повесть «Городок Окуров».
1. . Глава Босяки Горького в прижизненной критике
Босяков Горького критика восприняла как новый тип героя, характерные черты которого были вскоре подробно проанализированы и описаны. Н. Я. Стечкин в первой главе статьи «Максим Горький, его творчество и его значение в истории русской словесности и в жизни русского общества» (1904) дает определение созданному Горьким образу босяка. Критик обращает внимание на то, как велика дистанция между реальным босяком и его литературным воплощением, и вспоминает слова, сказанные об этом типе персонажа рассказчиком в «Коновалове»: «С внешней стороны Коновалов до мелочей являлся типичнейшим золоторотцем; но чем больше я присматривался к нему, тем больше убеждался, что имею дело с разновидностью, нарушавшей мое представление о людях, которых давно пора считать за класс и которые вполне достойны внимания, как сильно алчущие и жаждущие, очень злые и далеко не глупые...»7. Стечкин обвиняет Горького в том, что он выдумал собственное учение, согласно которому босяк — это социальный класс, что противоречит изначальному определению босяка как человека, ощущающего себя стесненным в детерминированной реальности общества8. Но действительно ли Горький имел в виду социальную составляющую, когда говорил о принадлежности Коновалова к особому «классу» людей?
Здесь мы сталкиваемся с тем, что характерно очерченный, «в лохмотьях, с хулою на устах»9 социальный тип золоторотца совмещен в ранних рассказах Горького с литературным типом, который оказывается гораздо сложнее, чем списанный с натуры тип босяка.
7 Горький М. Коновалов // Горький М. Полн. собр. соч.: Художественные произведения: В 25 т. Т. 3. С. 25.
8 Стечкин Н. Я. Максим Горький, его творчество и его значение в истории русской словесности и в жизни русского общества // Максим Горький: Рro et contra. С. 473.
9 Там же. С. 467.
Среди главных черт босяков критики выделяли их крайний индивидуализм, объясняемый как социальными, так и философскими предпосылками. Индивидуализм назывался в числе причин, по которым горьковские герои становились «бывшими людьми». Попытка рассматривать босяков как особый общественный класс невозможна именно ввиду того, что они — «эготисты», как называет их Н. К. Михайловский, и неспособны составить какую-либо постоянную группировку. В связи с этим критик вспоминает о «чувстве чандала», описанном Ницше: оно проявляется в «ненависти ко всему существующему» и в попрании человеческих законов. В отличие от цыган, кочующих табором, босяки странствуют в одиночестве10. М. В. Гельрот11 и В. Ф. Боцяновский12 объясняют босяцкий индивидуализм романтическим складом натуры
«бывшего человека», который, как пушкинский Фауст, готов «всё утопить», лишь бы отстоять свою независимость от «организованного общежития»13.
Основной причиной индивидуализма босяков называлось желание безграничной воли, а следствием — бродяжничество, в котором обреталось
«сознание своей очевидной независимости от всех требований и оков общественности, нравственности, религии»14. С концепцией индивидуализма связана оговорка, которую делают большинство критиков, обсуждая проблему человека-творца у Горького. У его героев хватает духу на то, чтобы вырваться из оков общественности и морали, но на этом их реальная сила заканчивается. Как отмечает Боцяновский, о способах
«перестроить» природу человека говорит герой рассказа «Ошибка»15:
10 Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях. С. 369.
11 Гельрот М. В. Ницше и Горький (Элементы ницшеанства в творчестве Горького) // Максим Горький: Рro et contra. С. 425—426.
12 Боцяновский В. Ф. В погоне за смыслом жизни // Максим Горький: Рro et contra.
С. 255.
13 Гельрот М. В. Ницше и Горький (Элементы ницшеанства в творчестве Горького).
С. 367.
14 Стечкин Н. Я. Максим Горький, его творчество и его значение в истории русской словесности и в жизни русского общества. С. 467.
15 См.: Боцяновский В. Ф. В погоне за смыслом жизни // Максим Горький: Рro et contra. С. 256—257.
«Рассеянные повсюду <…> погибают от <…> от невозможности свободно ходить и думать... И вот их я соберу воедино и выведу вон из жизни в пустыню и там устрою им будку всеобщего спасения. <…> "Твори, ибо ты человек!" — прикажу я каждому», — говорит Кравцов16. Однако в самом повелительном наклонении этого заявления звучит противоречие идее свободы, а герой может быть интерпретирован как диктатор.
Идея устроения свободного и гармоничного государства недостижима не только в силу своей утопичности, но и, в случае босяков, потому что для истинного «вочеловечения» «бывшим людям» «не хватает достаточного количества любви к человеческим массам, не хватает альтруизма, во- первых, а во-вторых, нет у них "духа строительного"», как справедливо отмечает Боцяновский17. С этой мыслью перекликаются слова Поссе о горьковских героях: «Они, с одной стороны, слишком индивидуальны, чтобы спокойно брести с людским стадом, с другой, недостаточно сильны и развиты, чтобы подняться над ними и примкнуть к людям будущего» 18. Непокорность в них оказывается сильнее желания найти «свою тропу», вследствие чего герои остаются навсегда беспутными: «Люди эти порвали все старые общественные связи и не нажили никаких новых. Самые пылкие их мечты лишены какого бы то ни было общественного характера и пропитаны индивидуализмом»19.
Бродяжничество, по мнению критиков, является единственным условием хотя бы временного покоя горьковских «беспокойных людей», причем интересно, как по-разному оно истолковывается. Михайловский считает, что бродяжничество исключает любую возможность найти свое место в мире: «Это "всюду на своем месте" надо <…> понимать только в отрицательном смысле, в том смысле, что "нет у них родины, нет им
16 Горький М. Ошибка // Горький М. Полн. собр. соч.: Художественные произведения: В 25 т. Т. 1. С. 116.
17 Боцяновский В. Ф. В погоне за смыслом жизни. С. 257.
18 Поссе В. А. Певец протестующей тоски. С. 229.
19 Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях. С. 343.
изгнания"»20. Боцяновский же видит в бродяжьей жизни конечный пункт назначения поисков босяками «своей точки», вспоминая при этом рассуждение рассказчика в «Коновалове», в котором он, вслед за многими героями ранних рассказов Горького, проповедует уход в босяки21. Герои
«Максима Горького как будто не столько вышвырнуты из этого строя какими-нибудь внешними, объективными условиями, сколько сами ушли из него, добровольно, побуждаемые жаждою свободы, наилучше для них удовлетворяемою бродячьей жизнью», — пишет Михайловский, приводя целый ряд цитат в духе «ходи, знай, по земле и никому не поддавайся»22. Критик считает принципиальным тот факт, что горьковский босяк бродяжничает по собственному желанию, а не в силу обстоятельств:
«собственной волей он "взял свою судьбу" и сделал из себя бродягу "по принципу"»23.
Таким же принципом становится для босяков презрение к рефлексии, отмеченное Гельротом24. «Бегство от дум», которое проповедуют старуха Изергиль и Макар Чудра, восходит к вполне ясной философии, о которой сам Горький значительно позднее писал в статье «О мещанстве» (1929)25. Отмечалось, что «бывшим людям» свойственна «тоска-злоба», которая объясняется неудовлетворенностью мироустройством и обвинением
«подлой жизни» во всех человеческих злоключениях, а также негодующим и одновременно бессильным фатализм26. Противоположным этому в
20 Там же.
21 Боцяновский В. Ф. В погоне за смыслом жизни. С. 258.
22 Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях. С. 339—340.
23 Там же. С. 347.
24 См.: Гельрот М. В. Ницше и Горький. С. 405.
25 «Русский мещанин издревле воспитывался в недоверии к разуму и даже во вражде к нему. <…> Начиная с "Переписки" Гоголя и до наших дней, мы, среди крупнейших писателей русских, не много найдём людей, которые ценили бы творческую силу разума по его действительно грандиозным заслугам перед человечеством. Л.Н.Толстой ещё в 1851 году писал в "Дневнике": "Сознание — величайшее зло, которое только может постичь человека".<…> Один из талантливейших современных писателей влагает в уста героя своего такие слова: "Мысль — вот источник страдания. Того, кто истребит мысль, человечество вознесёт в памяти своей"» (Горький М. О мещанстве // Горький М. Собр.
соч.: В 30 т. М., 1953. Т. 25. С. 22).
26 Поссе В. А. Певец протестующей тоски. С. 229—230.
художественном мире Горького становится явление, которое Гельрот назвал
«биодицеей»27. Те из горьковских героев, которые «жадны жить» и, согласно концепции Михайловского, сами властвуют над своей судьбой, достигают высшей степени свободы и находят оправдание жизни в ней самой. Таких героев Гельрот относит к «действительным или потенциальным творцам жизни, ее "устроителям"»28.
В 1909 г. Горький писал, что для того, «чтобы понять психику героя, сначала необходимо определить его социальное положение»29. Создавая своих босяков, писатель несомненно руководствовался этим принципом.
Кроме того, Горький располагал богатейшим опытом наблюдений той среды, которую изображал. И тем не менее созданный им тип босяка оказался очень далек от своего жизненного прототипа. Несостоятельность представления, будто этот тип списан с натуры, проявляется уже в том, что речи и мысли горьковских босяков не соответствуют социальному слою, к которому они относятся. Михайловский отмечал, что все герои ранних рассказов Горького больше похожи не на босяков, а на философов и поэтов, которых автор наделил своими собственными мыслями30. В большинстве критических статей постулируется, что в босяке гораздо больше качеств интеллигента, чем пролетария. «Бывшие люди» считают себя выше мужиков, а на интеллигенцию «наиболее развитые из них смотрят как на своего брата, на брата ученого, обязанного давать "указание пути жизни"»31.
Недостаточность социальной трактовки образа босяков отмечал Д. С.
Мережковский, различая босячество социально-экономическое и внутренне-психологическое. Гордость горьковских «бывших людей» он сравнивал с желчностью «подпольного человека» Достоевского, которая порождает бунт не общественный, а метафизический. Мережковский называл босяков «сверхчеловечками», потому что Горький сообщил им тот
27 Гельрот М. В. Ницше и Горький. С. 384
28 Там же. С. 419
29 Горький М. Разрушение личности // Максим Горький: Рro et contra. С. 64.
30 Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях. С. 337.
31 Поссе В. А. Певец протестующей тоски. С. 235.
склад мышления, который вырабатывается у последователей ницшеанства.
А в том, что находящиеся «выше окружающей среды» герои, в конечном счете, вытесненные, оказываются опрокинутыми на социальное дно, Мережковский видел «зияющее противоречие босяцкой метафизики»32.
Влиянием ницшеанских идей объяснял несоответствие мировоззрения горьковских босяков их социальному положению не только Мережковский, о том же писали Н. Минский33; Михайловский34, а также Гельрот35. Не менее важным представляется то, что горьковские босяки имеют большую литературную генеалогию, это тип не только (и, возможно, не столько) социальный, сколько литературный, о чем и пойдет речь в следующей главе.
32 Мережковский Д. С. Чехов и Горький // Максим Горький: Рro et contra. С. 654—
662.
33 Минский Н. М. Философия тоски и жажда воли // Максим Горький: Рro et contra.
С. 309, 314.
34 Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях. С. 370—376.
35 Гельрот М. В. Ницше и Горький. 381—429.
2. . Глава Литературный генезис образа босяков
А. М. Скабичевский считал, что тип босяка восходит к архетипическому образу русского скитальца36. В числе литературных предшественников горьковских босяков называли Онегина, Печорина, Бельтова, Базарова, Марка Волохова37, пушкинского Фауста38, героев Тургенева, прежде всего Рудина39, Ставрогина40. Этот ряд героев получил в русской критике репутацию «лишних людей»; в статьях, им посвященных, неизменно вставала проблема «влияния среды»41. Не случайно поэтому, что та же проблема обсуждалась при сопоставлении горьковских босяков с
«лишними людьми». Классическая трактовка проблемы «лишнего человека», восходящая к натуральной школе, описана в статье «"Дневник лишнего человека" в движении русской литературы» В. М. Марковича. Тургеневский
«лишний человек» не вытеснен из общества, но внешние обстоятельства лишают его свободы воли в обезличивающей и подавляющей среде, типичным представителем которой он неизбежно становится42.
Боцяновский отмечает, что пресловутым софизмом о «заевшей среде»
успокаивали себя «зараженные "кладбищенством"» тургеневские Гамлеты Щигровского уезда, и в конце концов смирялись с окружавшей их пошлой обстановкой. Горьковский же «лишний человек», беспокойный по своей натуре, не склонен оправдывать свое положение внешними обстоятельствами43. Он «сознает, что эта среда и эти условия могут сделаться
36 Скабичевский А. М. М. Горький. Очерки и рассказы. С. 271.
37 Там же. С. 271
38 Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях. С. 345.
39 Поссе В. А. Певец протестующей тоски. С. 231—232; Боцяновский В. Ф. В погоне за смыслом жизни. С. 251—253; Скабичевский А. М. М. Горький. Очерки и рассказы. С.
271.
40 Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях. С. 361.
41 См., например: Заика С. В. Творчество А. М. Горького и проблема литературной преемственности (90-е начало 900-х годов) // Русская литература. 1982. № 1. С. 21—23.
42 Маркович В. М. «Дневник лишнего человека» в движении русской реалистической литературы // Русская литература. 1984. № 3. С. 98, 102—103.
43 Боцяновский В. Ф. В погоне за смыслом жизни. С. 252 .
жертвою "заразного духа" — тления и смерти, которые он носит в себе»44. Горького интересуют персонажи, которые резко «выламываются» из среды:
«Фигура босяка <…> несла в себе начало нарушения и ломки обычных социальных рамок, ломки того, что составляло сущность "типического"»45. Подобное решение вопроса влияния среды было для конца 1890-х гг.
новаторским.
Полемика Горького с традиционным детерминистским представлением о среде, как точно заметил Гельрот46, выражена в диалоге рассказчика интеллигента с босяком Коноваловым. После торжественной речи «об условиях и среде, о неравенстве, о людях — жертвах жизни и о людях — владыках ее» рассказчик ждет от Коновалова восторженной реакции, в ответ же получает лишь обвинение в «слабости сердцем»47. Фразой «Каждый человек сам себе хозяин, и никто в том не повинен, ежели я подлец!»48 Коновалов дает однозначный ответ на герценовское «Кто виноват?».
Сопоставление горьковских босяков с типом «лишнего человека» дает повод рассмотреть генезис созданного Горьким героя в рамках всего XIX века, а не только второй его половины. Более того: оно дает повод рассмотреть его в контексте не только русской, но и европейской литературы. Не случайно первым в ряду названных критиками предшественников горьковских героев стоит Онегин, казалось бы, бесконечно далекий от босяков и «бывших людей». Это позволяет нам говорить об «онегинском» типе героя, который лишь на определенном историческом этапе стал трактоваться как тип «лишнего человека»49, а затем
— неожиданно — предстал в образе босяка.
44 Мережковский Д. С. Чехов и Горький. С. 654.
45 Бялик Б. А. Эстетические взгляды Горького. Л., 1939. С. 203.
46 Гельрот М. В. Ницше и Горький. 395.
47 Горький М. Коновалов. С. 24.
48 Там же. С. 25.
49 Рассмотрению этого типа героя, проходящего через весь XIX век, посвящена кандидатская диссертация П. В. Бояркиной: Бояркина П. В. Онегинский тип героя:
литературная эволюция. СПб., 2020. http://pushkinskijdom.ru/wp- content/uploads/2020/05/Boyarkina_dissertatsiya.pdf
Косвенные указания на то, что герои раннего Горького должны рассматриваться именно в таком — широком, не только русском, но и европейском — контексте, можно встретить и в прижизненной критике.
Рассуждая о диковинных ницшеанцах из среды бедноты и босячества, Скабичевский вспоминает и пушкинский байронизм, и влияние французского романтизма, испытанное русскими писателями. В увлечении Ницше он видит продолжение той же, начавшейся с Пушкина, линии литературных исканий сильного героя50.
Рассматривая ретроспективу «героев времени» XIX века, Скабичевский объединил их общей чертой — страстью к бродяжничеству, истоки которой лежат в духе русского народа и которая зависит не столько от влияния среды, сколько от исключительного характера персонажей:
В самом деле, что такое представляют собою все так называемые герои времени, — Евгений Онегин, Печорин, Бельтов, Рудин, Базаров, Марк Волохов — как не в своем роде интеллигентных бродяг, и обратите внимание, что всем этим интеллигентным бродягам наиболее сочувствовали современные читатели51.
Бродяжничество горьковских «бывших людей», отмечается всеми критиками. Но в этой особенности следует видеть не что иное как модификацию типа скитальца, создателем которого в русской литературе Ф.
М. Достоевский объявил А. С. Пушкина:
Пушкин уже отыскал и гениально отметил того несчастного скитальца в родной земле, того исторического русского страдальца, столь исторически необходимо явившегося в оторванном от народа обществе нашем. Отыскал же он его, конечно, не у Байрона только. Тип этот верный и схвачен безошибочно, тип постоянный и надолго у нас, в нашей Русской земле, поселившийся. Эти русские бездомные
50 Скабичевский А. М. Новые черты в таланте г. М. Горького // Максим Горький: Pro et contra. С. 288—290.
51 Скабичевский А. М. М. Горький. Очерки и рассказы. С. 271.
скитальцы продолжают и до сих пор свое скитальчество и еще долго, кажется, не исчезнут52.
Преемствуя Пушкину и послепушкинской традиции, герои Горького оказываются связаны и с той европейской традицией, к которой восходит
«онегинский» тип. О европейском литературном генезисе такого героя подробно пишет П. В. Бояркина, демонстрируя, что в пушкинском Евгении соединены два совершенно разных типа персонажей. Один из них представлен героями «демоническими» (они появляются в восточных поэмах Байрона, а также в произведениях Метьюрина, Полидори и Нодье), другой — героями пассивными и рефлексирующими (Адольф, ЧайльдГарольд, Рене, отчасти байроновский Дон Жуан). В послепушкинской русской литературной традиции эти два типа то разводились, то вновь совмещались, причем
«лишний человек» чаще тяготел к полюсу пассивности53.
В 1932 г. Горький написал предисловие к книге, в которой были рядом помещены «Рене» Шатобриана и «Адольф» Бенжамена Констана. Размышляя о типе героя, воплощенного в этих повестях, он тоже различил две его вариации:
Случилось так, что литераторы <…> обратили свое внимание на молодого человека средних качеств и в продолжение целого столетия изображали под разными именами и фамилиями все одно и то же лицо.
Они так часто писали портреты его, что он, повторенный сотни раз, уверовал в "неповторимость личности". Разумеется, Чацкий, герои Байрона, "Сын века" Альфреда Мюссэ и Печорин внешне не очень похожи на таких увальней, как Обломов, Нехлюдов, Оберман, Адольф, но все же они — дети одной матери. Жюльен Сорель, Раскольников и Грелу — их родные братья, но, разумеется, смелее и активнее; эти трое,
52 Достоевский Ф. М. Пушкин (Очерк) // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т.
Л., 1984. Т. 26. С. 137.
53 Бояркина П. В. 1) Онегинский тип героя: литературная эволюция. СПб., 2020. С.
123; 128; 140—144; 164—165; 170—175; 187; 2) Онегинский тип героя в русской литературной традиции // Вестник Челябинского государственного университета. 2018. № 4 (414). С. 33‒ 43 (Сер. «Филологические науки». Вып. 112).
проверяя "исключительность" свою, не останавливались и пред убийствами. Старшие братья Карамазовы имели духовных братьев своих среди немецкой молодежи XVIII века, и если б Карамазов-отец внимательно прочитал пьесы Шиллера "Дон Карлос", "Разбойники", — дети были бы более понятны ему. Общее и неоспоримое, что роднит почти всех героев европейской и русской литературы XIX века, это — кроме их социальной слепоты и глухоты — пристрастие к бесплодным размышлениям в условиях полного безделья.54
Примечательно, что среди горьковских персонажей представлен как пассивный, так и демонической тип «лишнего» героя. Босяки тяготеют к
«демоническому» типу, и неслучайно Стечкин называет Орлова из рассказа
«Супруги Орловы» новым кабацким Фаустом55. Главными чертами, присущими горьковским босякам, являются демоническая гордость и неразличение границ добра и зла. Горьковские босяки «жадны жить», но на жалость к человеку и его жизни они не способны. Закон «сегодня ты меня, завтра я тебя»56, по которому живет Челкаш и вся когорта кочующих босяков, возможен только среди тех, кому нечего терять. Убийство, не совершенное Гаврилой в рассказе «Челкаш», изображено в рассказе «В степи», в котором на вопрос о несправедливо убитом столяре рассказчик отвечает: «Я не виноват в том, что с ним случилось, как вы не виноваты в том, что случилось со мной... И никто ни в чём не виноват, ибо все мы одинаково — скоты»57.
Совсем другой смысл приобретает преступление в рассказе «Трое»58. Убийство Ильей Луневым менялы Полуэткова, как говорит П. В. Басинский,
— это бессознательно совершенное им убийство бога, которое может быть
54 Горький М. История молодого человека // Горький М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 26. С.
167.
55 Стечкин Н. Я. Максим Горький, его творчество и его значение в истории русской словесности и в жизни русского общества. С. 476.
56 Горький М. Челкаш // Горький М. Полн. собр. соч.: Художественные произведения: В 25 т. Т. 2. С. 40.
57 Горький М. В степи // Там же. Т. 3. С. 186.
58 См. Юзовский Ю. Спор Горького с Достоевским // Вопросы литературы. 1959. № 5. C. 104—144.
сопоставлено с преступлением Раскольникова59. Но ужас убийства Лунева именно в том, что оно становится последней точкой доказательства отсутствия в мире божественного начала: отчаянная месть неправильно устроенному мирозданию оборачивается для героя ощущением еще большей бессмысленности и приводит его к самоубийству.
Показательно, что бунт, на который идут такие герои, как купцы Илья Лунев и Фома Гордеев, осуществляется по тем же законам, которые вынуждают их сопротивляться. В яростных попытках вырваться из пошлого купеческого сословия Фома Гордеев своими поступками, среди которых мало достойных, всё больше утверждает себя порождением ненавистной ему среды, и тем более самообличительными оказываются его речи.
С другой стороны, чем теснее связь героя с сословием, из которого он происходит, и чем, соответственно, выше его социальный статус, тем более пассивным он становится. Герои «Мещан», «Дачников» и «Детей солнца»
уже не скитаются по миру в поисках «своей точки», но тем шире открывается простор для блуждания мысли. Мещане Петр и Татьяна, дети старика Бессеменова, — люди с врожденной склонностью к рефлексии, вытесняющей все остальные склонности. Татьяна, которая уже в начале пьесы добровольно исключает для себя активное участие в жизни, в конце концов совершает неудачную попытку самоубийства. О «Детях солнца» В. Ф. Ходасевич писал: «Горький увидел уже с ясностью, что "человеки", низведенные на землю, еще слабее "бедных детей земли", слабее потому, что они лишены всякой способности к активному утверждению своей личности»60. Пьеса
«Дачники» представляет собой бесконечный разговор о бессмысленности интеллигентских разговоров: «Мы суетимся, ищем в жизни удобных мест...
мы ничего не делаем и отвратительно много говорим»61. В отличие от
59 См.: Басинский П. В. Горький. М., 2006. С. 168—174.
60 Ходасевич В. Ф. Сб. Т<оварищест>ва «Знание». Книга 7 // Ходасевич В. Ф. Собр.
соч.: В 8 т. М., 2009–2010. Т. 2. С. 32.
61 Горький М. Дачники // Горький М. Полн. собр. соч.: Художественные произведения: В 25 т. Т. 7. С. 276.
босяков, которые отринули прежнюю мораль, «дачники» все еще размышляют о том, «кто виноват».
Самым пассивным из босяков критики считали Коновалова, но даже после признании себя человеком, не нашедшим своей «точки», он говорит:
«Ищу, тоскую — не нахожу!»62. Его тоска происходит не от пресыщения, а от желания и невозможности совершить настоящее действие. Чем больше в героях злости «бывших людей», тем на больший протест они готовы63. Однако Орлов, который хочет «раздробить всю землю»64, «вертепный Демон», как его называет Стечкин65, после того как выбирается со дна, устроившись в холерный барак и начав чувствовать себя нужным человеком, вскоре снова оказывается на дне жизни.
Как отмечал Б. А. Бялик, бесчисленные горьковские босяки не могли удостоиться того звания Человека, которое звучит гордо66. Исследователь объяснял это тем, что Горький пытался объединить реалистический и романтический подходы при создании персонажей, вследствие чего герои его
«рассказов и повестей <…> мечтали о том, чтобы стать героями его сказок и легенд», что, конечно, было неосуществимо67. Романтический аспект не сочетался с социальной детерминированностью, и героические подвиги подменялись «хулиганством», что нашло теоретическое отражение в статье Горького «Разрушение личности» (1909), в которой он говорит о развитии типа национального героя «от Прометея до хулигана»68.
Важно, что термин «лишний человек», как правило, применялся к конкретной масштабной разновидности героя, чей образ не вполне вмещался в понятие «лишнего», а имя могло становиться нарицательным. Однако тем интереснее, что в произведениях Горького мы не можем выделить
62 Горький М. Коновалов. С. 25.
63 Поссе В. А. Певец протестующей тоски. С. 232—233;
64 Горький М. Супруги Орловы // Горький М. Полн. собр. соч.: Художественные произведения: В 25 т. Т. 3. С. 276.
65 Стечкин Н. Я. Максим Горький, его творчество и его значение в истории русской словесности и в жизни русского общества. С. 476.
66 Бялик Б. А. Эстетические взгляды Горького. С. 205.
67 Там же. С. 202—203.
68 Горький М. Разрушение личности. С. 49—95.
единственного героя, который был бы обобщающим представителем типа
«лишнего человека»: у него мы находим вереницу персонажей, образы которых дополняют друг друга. Лишь в своей совокупности они дают представление о том, как видит Горький проблему «лишнего человека». Он помещает своих героев в ситуацию, когда они уже не принадлежат какому-то сословию, в котором чувствуют себя неуместными, но лишними от этого быть не перестают69. Горьким по-новому трактуется тематика, выдвинутая во второй половине XIX в. — прежде всего, связанная с проблемой среды.
Рассмотрим это на примере рассказа «Бывшие люди» (1897).
3. « »
Глава Бывшие люди с Въезжей улицы
Рассказ «Бывшие люди», написанный в 1897 году, не первое, но одно из наиболее репрезентативных произведений, где появляется подобный тип
69 См.: Заика С. В. Творчество А. М. Горького и проблема литературной преемственности (90-е начало 900-х годов). С. 16—31.
персонажа. Заглавие рассказа, по-видимому, свидетельствует о том, что Горький придавал ему особенное значение. С одной стороны, заглавие заставляет вспомнить о «лишних людях», с другой — отсылает к дебютной повести Достоевского «Бедные люди». По сравнению с Достоевским Горький как будто делает следующий шаг, изображает еще более униженных и оскорбленных героев — тех, кто оказался вообще за чертой нормального человеческого бытия. В выборе заглавия Горький не ошибся:
словосочетание «бывшие люди» закрепилось в культурной традиции именно в том смысле, который придал ему писатель.
В рассказе подробно очерчен мир, в котором живут «бывшие люди».
Художественное пространство у Горького всегда имеет символический смысл: местом обитания «бывших людей» часто оказывается «не-место», окраина или обочина жизни, с которой открывается мнимый взгляд на весь мир. Этот взгляд, искаженный сделанными горькими выводами о мире людей, которые «полонили жизнь», приводит к мрачным обобщениям и невозможности увидеть что-то кроме темноты.
Рассказ начинается с описания улицы Въезжей, замкнутого в себе места действия. «Это два ряда одноэтажных лачужек, тесно прижавшихся друг к другу, ветхих, с кривыми стенами и перекошенными окнами; <…>
над ними кое-где торчат высокие шесты со скворечницами, их осеняет пыльная зелень бузины и корявых ветел — жалкая флора городских окраин, населенных беднотою»70. В русской литературе действие нередко происходит в уездном городе, но изображение Горьким пограничной территории между городом и степью можно назвать новаторским.
Очевидно, что на улицу «Въезжую» герои рассказа вытеснены из города, который находится на вершине горы.
«В дожди город спускает на Въезжую улицу свою грязь, в сухое время осыпает ее пылью, — и все эти уродливые домики кажутся тоже сброшенными оттуда, сверху, сметенными, как мусор, чьей-то могучей
70 Горький М. Бывшие люди // Горький М. Полн. собр. соч.: Художественные произведения: В 25 т. Т. 3. С. 278.
рукой»71. Здесь важен мотив предопределенности, который и дальше будет звучать в тексте: детерминированность пространства обозначена тем, что есть некая могучая сила, распорядившаяся соорудить мир именно таким образом. Эту мысль можно было бы принять за авторскую точку зрения, однако сам Горький считал фатализм национальным недугом, который был следствием пассивного отношения русского человека к жизни и оправданием своего бессилия72. Исследователь творчества раннего Горького Э. И. Бабаян писал: «В каждом горьковском босяке <…> непонимание жизни и отступление перед ней, готовность признать ее всесильную власть над человеком царит безраздельно, накладывая “каинову” печать на его размышления, сетования, мечты и поступки»73. Как мы увидим далее, фатализм свойственен и тем «бывшим людям», сила характера которых на первый взгляд не подлежит сомнению.
Расположив город высоко над Въезжей, Горький не раз затем обыгрывает семантику верха и низа, сталкивая друг с другом буквальный и переносный смыслы. «Бывший человек» может быть «сброшен из города за пьянство или по какой-нибудь другой основательной причине опустившимся вниз»74. «Сброшенные», «скатившиеся» из города,
«опустившиеся до ночлежки» люди упоминаются в рассказе неоднократно75.
Следуя традиции реалистического бытописания, Горький, тем не менее, обрисовку ночлежки тоже насыщает символическими деталями.
«Самый дом необитаем, но в этом здании, раньше кузнице, теперь помещалась "ночлежка"»76. Дом назван необитаемым, даже несмотря на то, что в нем ночуют люди. То есть пребывание героев ночью в этом «не- месте» как будто не считается на человеческом языке жизнью.
71 Там же. Курсив мой. — Е. К.
72 См.: Горький М. О писателях-самоучках // Горький М. Полн. собр. соч.: В 30 т.
Т. 24. С.126.
73 Бабаян Э. И. Ранний Горький: У идейных истоков творчества. М., 1973. С. 196.
74 Горький М. Бывшие люди. С. 280.
75 См.: Там же. С. 280, 284.
76 Там же. С. 279.