Math-Net.Ru
Общероссийский математический портал
Б. В. Гнеденко, Воспоминания о Степанове Вячеславе Ва- сильевиче (к столетию со дня рождения), УМН , 1990, том 45, выпуск 6(276), 165–169
Использование Общероссийского математического портала Math-Net.Ru подра- зумевает, что вы прочитали и согласны с пользовательским соглашением http://www.mathnet.ru/rus/agreement
Параметры загрузки:
IP: 118.70.116.132
7 ноября 2022 г., 00:47:00
1990 г. ноябрь—декабрь т. 45, вып. 6 (276) УСПЕХИ МАТЕМАТИЧЕСКИХ НАУК
ВОСПОМИНАНИЯ О ВЯЧЕСЛАВЕ ВАСИЛЬЕВИЧЕ СТЕПАНОВЕ (к столетию со дня рождения)
Б. В . Г н е д е н к о
С Вячеславом Васильевичем Степановым я познакомился в 1934 г., когда в середине апреля того года я приехал на механико-математический факультет Московского уни- верситета из Ивановского текстильного института в трехмесячную командировку и сра- зу окунулся в бурлящую научную и педагогическую жизнь факультета. Я начал посе- щать заседания Московского математического общества, семинары, специальные курсы и знакомиться с яркими представителями московской математики. Тогда особенно силь- ное впечатление на меня произвели А. Н. Колмогоров, В. В. Степанов и А. Я. Хинчин.
Все они принимали живое участие в обсуждении докладов, читавшихся на заседаниях Общества. Особенно поражали меня А. Н. Колмогоров и В. В. Степанов. Чувствова- лось, что они вникают в содержание каждого доклада и задают такие вопросы, которые касаются самых болевых точек доложенного, и не дают возможности докладчику скрыть недоделанное за нечеткой формулировкой. Создавалось впечатление, что они как бы вмес- те с докладчиком обдумывали затронутые вопросы и заранее знали, где встретится труд- ность. И это касалось практически всей математической тематики — алгебры и анализа, теории функций и теории чисел, теории вероятностей и функционального анализа, кото- рый только что начал развиваться в Москве. Энциклопедизм знаний и глубокая эруди- ция обоих поражали и даже несколько подавляли.
Заседания Московского математического общества происходили достаточно часто и сейчас мне представляется, что редкую неделю их не было. Вячеслав Васильевич бывал практически на каждом заседании. В тех случаях, когда П. С. Александров — тогдашний президент общества — отсутствовал, председательствовал, как правило, В. В. Степанов.
Чувствовалось, что Общество для Вячеслава Васильевича составляет существенную и необходимую часть жизни. Впрочем, в ту пору для многих московских математиков Об- щество было родным домом и посещение его заседаний было естественной интеллектуаль- ной потребностью. Оно играло огромную объединяющую роль и, несомненно, было цент- ром всей математической жизни Москвы. Именно оно пробуждало жажду творчества и было как бы верховной оценкой значения полученных результатов, оценкой доброжела- тельной и одновременно безошибочной.
В том же году, в сентябре, я подал заявление в аспирантуру Научно-исследова- тельского института математики МГУ. Экзамены по математике принимали А. Н. Кол- могоров и В. В. Степанов. Скорее, это была математическая беседа, чем формальный
экзамен. Мне были заданы вопросы о самостоятельно прочитанных книгах и статьях, вы- яснено, насколько глубоко и правильно я понял прочитанное. Заданы вопросы, касающие- ся собственных размышлений о еще несделанном, а также сделаны замечания относитель- но еще нерешенных задач. От этой беседы осталось какое-то светлое впечатление, полное товарищества и стремления экзаменаторов помочь глубже и полнее понять затронутые вопросы. Дальше были экзамены по философии и языку. Для меня они закончились бла- гополучно, и вскоре я стал аспирантом НИИ математики МГУ.
Бытовые условия в ту пору были тяжелыми. Первые дни я жил на «Стромынке», но не в самом общежитии, а в большой комнате, в которой разместили человек пятьдесят экзаменующихся. В первую же ночь я проснулся от дикого крика: «Куда делся мой чемо-
1 6 6 МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ В СССР И ЗА РУБЕЖОМ
дан?». Около месяца мы, уже принятые, перебивались, кто где мог; и только во второй половине октября мне и В. М. Дубровскому, также поступившему в аспирантуру НИИ математики, были выданы ордера на поселение в Останкино, в общежитие барачного типа. В комнате нас было двенадцать человек. Холод в комнате был такой, что вода, ос- тавленная в стакане вечером, к утру промерзала до дна. Все эти неудобства казались чем-то несущественным и не самым важным. Основным же было посещение лекций, се- минаров, математического общества, маленького и уютного «Кабинета математики и ме- ханики» — специализированной математической библиотеки. Там мы отогревались и до вечера занимались наукой.
Моим руководителем был назначен А. Я. Хинчин. Это соответствовало моему жела- нию. Еще осенью был составлен план аспирантской подготовки, включавший пять мате- матических экзаменов и пять отчетов руководителю. Кроме того, был предусмотрен эк- замен по философии и иностранному языку. Предлагалось же посещать занятия по двум языкам. Я выбрал французский и немецкий.
Сравнительно с предыдущими приемами, прием в аспирантуру осенью 1934 г. был большим — 8 человек: один по геометрии, один но математической логике, трое по диф- ференциальным уравнениям, двое по теории функций и один по теории вероятностей.
Поскольку у нас были общие занятия и значительную часть дня мы проводили в библио- теке, мы постоянно общались и превосходно ориентировались в том, чем занят каждый из нас. Это общение позволяло нам узнавать многое из других областей математики, ста- новиться математиками широкого профиля. Демократическое отношение профессуры (и в первую очередь Вячеслава Васильевича Степанова) к молодым математикам также способствовало развитию общения. Два раза в год Институт математики организовывал торжественный вечер с чаем и закусками, на который собирались практически все мате- матики факультета и аспиранты. Чаю предшествовал содержательный разговор о нуж- дах факультета, библиотеки, о научных успехах и неудачах аспирантов. Это также сбли- жало коллектив математиков. Вячеслав Васильевич был непременным участником таких встреч. О его поразительном знании математической литературы среди аспирантов рас- пространялись буквально легенды. К нему обращались за советом практически все ас- пиранты и никогда не получали отказа. Необходимая консультация иногда длилась всего одну-две минуты и проходила по пути В. В. Степанова на лекцию или семинар. И этого, как правило, бывало достаточно для дела.
Вячеслав Васильевич не терпел пустых разговоров и всякий раз, когда он заме- чал, что вопрос исчерпан, он немедленно прекращал разговор и быстро исчезал из по- ля зрения. Даже создавалось впечатление, что он все время куда-то торопится. На самом же деле он приучал нас беречь свое и чужое время и избегать пустопорожней бол- товни.
С тех нор прошло более пятидесяти лет. На времена своей математической юности теперь смотришь издалека и видишь, как много сделало для нашего воспитания старшее поколение математиков и, возможно, не только лекциями и семинарами, но и своим от- ношением товарищества, демократичности, стремлением оказать помощь, преданностью науке и математическому просвещению. И как молод был коллектив ведущих, математи- ков факультета! В. В. Степанову в 1934 г. было 45, Д. Е. Меньшову — 42, А. Я. Хин- чину — 40, П. С. Александрову — 38, Л. А. Люстернику — 35, Н. К. Бари — 33, A. Н. Колмогорову — 31. Все они были известными математиками, со своими яркими творческими особенностями; они! были помимо всего прочего выдающимися личностя- ми. Конечно, на факультете были и лица старшего поколения: В. В. Голубев — 50 лет, И. И. Жегалкин и В. Ф. Каган — оба 65 лет. Но определяющую роль играли ученики Н. Н. Лузина, полные новых математических идей, научного энтузиазма и веры в исклю- чительную ценность науки для жизни общества. Эта убежденность воспринималась нами в полной мере.
В ту пору на факультете были две кафедры но теории дифференциальных уравнений.
B. В. Степанов заведовал кафедрой обыкновенных дифференциальных уравнений. Кафед- рой уравнений в частных производных заведывал И. Г. Петровский. Вячеслав Василье- вич в ту пору начал заниматься качественной теорией дифференциальных уравнений и теорией динамических систем; организованный им семинар на эту тему пользовался большим успехом и привлекал талантливую студенческую молодежь.
В предвоенные годы у Вячеслава Васильевича появился ученик больших матема- тических способностей — М. В. Бебутов. Несомненно, что он был бы одним из выдаю- щихся математиков нашего времени, если бы шальная пуля не сразила его насмерть, когда он ехал в 1941 г. на фронт. Все мы переживали смерть товарища. Вячеслав Васильевич потерял интеллектуального сына, и его горе было на виду.
С осени 1938 г. я стал доцентом кафедры теории вероятностей, и вскоре на меня бы- ли возложены обязанности ученого секретаря НИИ математики МГУ. До 1939 г. дирек- тором был А. Н. Колмогоров, а с 1939 г., после избрания Андрея Николаевича в АН СССР, он свои обязанности передал В. В. Степанову. С Вячеславом Васильевичем я стал встречаться чаще и по делам института и по делам «Ученых записок МГУ» и «(Бюллетеней МГУ». На мне, как секретаре редколлегий, лежала обязанность подготовки рукописей к печати, проверка корректур (после авторов) и подписание к печати. С Вячеславом Ва- сильевичем я только согласовывал возникавшие у меня вопросы. Мы сработались хоро- шо. Я особенно любил наше издание «Бюллетени» — небольшие отдельные тетрадки, из- даваемые параллельно на русском и на французском или немецком языке. Они должны были играть роль быстрой печати. К сожалению, типографская база университета не позволяла оперативно осуществлять издание, однако за 6—8 месяцев нам удавалось ру- копись превратить в печатную работу. Война прекратила это прекрасное начинание.
Вышло всего-навсего 15 или 16 выпусков. Но за это время они завоевали хорошую из- вестность как в Союзе, так и за его пределами.
Я подготавливал аспирантские экзамены, защиты диссертаций. Протоколы и все необходимые документы я успевал написать во время защиты и на следующее утро сда- вал машинистке для перепечатки. Так что никаких задержек с оформлением бумаг я не допускал. Именно тогда я выработал убеждение, что необходимо дело делать сразу, не откладывая на будущее. Иначе можно запутаться и прекратить научную работу из-за расхлябанности. В. В. Степанова вполне устраивала моя организованность. Иногда, когда были неотложные дела, мы встречались в неурочное время на квартире Вячеслава Васильевича у Патриарших прудов.
Я вспоминаю весенний день. Был аспирантский экзамен. Экзаменационная комис- сия состояла из четырех человек: П. С. Александров, В. В. Степанов, А. Н. Колмого- ров и я. Вдруг совершенно неожиданно для всех нас открывается дверь в актовый зал, где шел экзамен, и с аппаратурой приходит радиокорреспондент для того, чтобы передать в эфир беседу о математическом экзамене. Я был потрясен тем, что на моих старших това- рищей радиоаппаратура оказала столь парализующее действие. Изменилась речь, даже, более того, все трое потеряли саму способность говорить вслух. Передачу пришлось от- менить.
Я был еще в аспирантуре, когда началась кампания по развенчанию создателя Мос- ковской математической школы Н. Н. Лузина. Я до сих пор не могу без содрогания вспо- минать, как некоторые его ученики клеймили позором своего учителя. Мне было стыдно, и я не был на срочно созванных общественных судилищах. Очень немногие нашли в себе силы выступить в защиту когда-то горячо любимого учителя; среди них нужно отметить Н. К. Бари и Д. Е. Меньшова. Мне кажется, что В. В. Степанов вообще не высказывался и не казнил бывшее математическое божество. Даже молчание следовало расценить как мужественное гражданское поведение. Нужно учитывать обстановку тех дней и лот.
Мне было противно и горько узнавать, что ряд уважаемых мной математиков так низко опустились, что отреклись от учителя и обвиняли его во всех смертных грехах. Я не знал лично Н. Н. Лузина и не знаю свойств его характера, но считаю, что предательство учи- теля не является украшением тех, кто предавал. Позднее я выслушал курс Н. Н. Лузина
«Введение в анализ», который он прочел в 40-х гг. Восторга этот курс у меня не вызвал:
ложный пафос, закатывание глаз, театральность.
Начало войны сначала финской, а затем Великой Отечественной, еще больше сбли- зило меня с В. В. Степановым; нередко мы обменивались тревогами и расшифровкой сводок. Вячеслав Васильевич предстал передо мной в виде истинного патриота, пережи- вающего глубоко за судьбу Родины, верящего в победу и поэтому стремящегося со- хранить научный потенциал страны. Однажды, когда шла запись в ополчение, он отозвал меня в сторону и сказал примерно следующее: «Борис Владимирович, я знал, что вы лю- бите нашу страну не меньше, чем я сам. Прошу вас не лезьте вперед. Если вы будете нуж-
168 МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ В СССР И ЗА РУБЕЖОМ
ны, то страна вас позовет и тогда я вам скажу — сражайтесь честно, не щадя живота своего. Но сами не торопите события. Учтите, что после войны нашему народу нужно будет возрождать и науку».
С первых дней войны А. Н. Колмогоров' и я были привлечены к решению ряда оборонных задач. Оба мы занимались некоторыми артиллерийскими проблемами, а позд- нее — проблемами контроля качества военной продукции и управления качеством мас- совой продукции в процессе производства. Мной были также решены отдельные задачи тактики воздушного боя и аэрофотосъемки.
В октябре Московский университет был эвакуирован в Ашхабад. Я принимал учас- тие в погрузке и разгрузке имущества факультета, в том числе и части библиотеки Мос- ковского математического общества. Я был молод, достаточно силен и вынослив, поэтому с легкостью по многу часов был способен таскать тяжести и поднимать их на спине на тре- тий этаж.
Организаторская роль В. В. Степанова для коллектива факультета особенно про- явилась в период эвакуации. Когда в ноябре 1941 г. факультет прибыл в Ашхабад, В. В. Степанов немедленно принялся за организацию лекций для студентов и научного семинара факультета, чтобы ни научный, ни педагогический процессы не нарушались.
Научный семинар заседал еженедельно, и на нем были заслушаны многочисленные док- лады. Статьи в научные журналы поступали от сотрудников регулярно. Коллектив фа- культета организовал математические кружки и популярные лекции для школьников и школьных учителей, а весной провел в Ашхабаде математическую олимпиаду для школь- ников. Участниками были более трехсот ребят. Библиотека факультета была развернута и регулярно работала, обслуживая не только математиков факультета. Заслуживает упо- минания и тот факт, что большинство математиков факультета, несмотря на резкое ог- раничение личного багажа, среди минимума личных вещей не забыло и научные книги, и рукописи очередных выпусков «Бюллетеней МГУ» и «Ученых записок МГУ». Факуль- тет продолжал жить и работать.
В свободные дни мы знакомились с особенностями города, пустыней и окрестностя- ми. Пешеходные прогулки были на 30—40 километров. Наиболее активными путешест- венниками были Н. Е. Бари, Д. Е. Меньшов, В. В. Немыцкий, В. В. Степанов и я. Вя- чеслав Васильевич проявил себя неутомимым ходоком, прекрасным знатоком растений.
Если он встречал растение, которое сразу не мог определить, то выкапывал его и дома пользовался справочником. Позднее он сообщал все, что узнавал о растении, своим быв- шим спутникам. Конечно, мы ни на минуту не забывали, что страна воюет, внимательно следили за,сводками и переживали с миллионами сограждан все перипетии тяжелейшей войны.
Для нас было неожиданностью решение правительства о перемене места эвакуации на Свердловск. Первоначально мы жили в одном из крыльев огромного здания Уральско- го политехнического института. Сразу же организовали рабочую обстановку: открыли семинар, развернули библиотеку, начали чтение лекций оставшимся студентам, препо- давателям и учащимся школ Свердловска, начали подготовку школьной математической олимпиады. По-прежнему душой московских математиков был В. В. Степанов, а также И. Г. Петровский. Вячеслав Васильевич пользовался у коллектива авторитетом и лю- бовью. Недаром А. Г. Курош любил повторять, что Вячеслав Васильевич «является со- вестью факультета».
В Свердловске некоторые из нас включались в работы оборонного характера. Как я могу судить, В. В. Степанов также занимался такого рода тематикой.
Весной 1943 г. университет возвратился в Москву. Налаживались новые научные, в том числе и прикладные, связи. Возобновились заседания Московского математического общества, началась подготовка к новому приему студентов в университет, заработали школьные математические кружки, была проведена школьная математическая олимпиада.
Осенью меня избрали председателем профкома факультета (тогда был единый проф- ком для студентов, преподавателей и служащих факультета). Профсоюзные заботы за- нимали у меня много времени: нужно было оказать реальную помощь семьям мобилизо- ванных в армию — достать им дрова, талоны на обувь и одежду ребятишкам, застеклить окна, наладить работу кабинета математики и механики, привести в порядок помещения факультета. Для совместных прогулок не оставалось времени. Всем было ясно, что война
идет к концу, и в победе уже никто не сомневался. Нужно было готовиться к мирной жизни.
В 1945 г. меня избрали в Академию наук УССР и я переехал на Украину. Начался новый период моей жизни, и с Вячеславом Васильевичем приходилось встречаться лишь во время частых, но кратковременных командировок в Москву.
В июле 1950 г. до меня дошла тяжелая весть, что В. В. Степанов скончался. Из жиз- ни ушел превосходный ученый, воспитатель и педагог, автор ряда учебников и моногра- фий. На многих советских математиков он оказал решающее влияние в их развитии. Это не уставал повторять А. Н. Колмогоров, когда говорил, что именно В. В. Степанов был его учителем в теории ортогональных функций. Он слишком рано ушел из жизни, он мог дать еще многое науке (и не только математике, но и небесной механике), мог воспитать еще многих учеников. Он был не только ученым, но и разносторонне образованным чело- веком, оказывающим огромное положительное влияние на окружающих. Преувеличить его роль в создании Московской математической школы невозможно.