Нижегородское III поселение расположено в зоне, прилегающей к Уфимскому полу- острову (всхолмленная территория в междуречье рек Уфы и Белой, названная так из-за схожести контуров русел рек с вытянутым полуостровом), к югу от него.
В золотоордынское время здесь зафиксировано более 10 позднесредневековых памятников чияликской культуры: городища Уфимское I (Чертово), Уфа II, Уфа III, селища Подымалово-1, Нижегородское II, Затонские III и IV, Князевское, Нижегород- ское III поселение и четыре погребения: Демское, два захоронения на городище Уфа II и одно на площадке Таганаевского могильника (Археологическая карта Башкирии,
1976; Памятники археологии Башкирской АССР, 1982; Бахшиев, Насретдинов, 2009.
С. 35–36; Камалеев и др., 2017. С. 51–54;
Дмитриев, Сальников, 1941. С. 136).
Публикуемые погребения выяв- лены при исследовании многослойного Нижегородского III поселения, располо- женного на северо-восточной окраине д. Нижегородка Уфимского района на мысу правого берега р. Дема1. Памятник открыт А.П. Шокуровым, в 1971, 1983 и 1986 гг. изучался экспедицией под руко- водством М.Ф. Обыденнова (Шокуров, 1970. С. 151. № 213; Акбулатов, Обыден- нов, 1983; Обыденнов, 1986). На поселе- нии вскрыто 52 кв. м, находки представ- лены керамикой абашевской, срубной, межовской культур эпохи бронзы, тур- баслинской культуры раннего Средне- вековья, а также гончарной керамикой XIV–XVI вв. Имеющиеся в нашем распо- ряжении отчетные материалы не позво- ляют установить, прорезают ли выяв- ленные погребения слои эпохи бронзы и раннего железа, так как стратиграфи- чески они не выделяются. Вблизи погре- бений на глубине от 0.8 до 1 м найдены предметы, связанные с эпохой позднего средневековья: подкова, пешня, наконеч- ник стрелы, пряжка, обломок ножа, пряс- лица, рыболовные грузила.
Два погребения обнаружены в 1986 г.
на глубине 1–1.30 м от современной поверхности. Могильные ямы не были углублены в материк, очертания их не прослеживались. Погребения располагались на расстоянии 1.5 м друг от друга, почти в ряд (рис. 1: 1).
Погребение 1. Выявлено на глубине 1 м от современной поверхности. Костяк взрос- лого человека лежал вытянуто на спине головой на запад, руки вытянуты (рис. 1: 2).
Рядом, чуть выше костяка, найдены железная пешня и развал большого сосуда, но свя- зывать эти два предмета с захоронением затруднительно.
Погребение 2. Выявлено на глубине 1.3 м от современной поверхности. Костяк взрослого человека лежал вытянуто на спине головой на запад с небольшим отклоне- нием к юго-западу. Череп завалился в южную сторону (рис. 1: 2). Вещей не найдено.
Судя по обряду (отсутствие погребального инвентаря, положение костяка вытянуто на спине, юго-западная ориентировка, поворот черепа вправо), а также по большому количеству аналогичных погребений в Волго-Уральском регионе, исследованные объ- екты относятся к раннемусульманским погребениям чияликской археологической куль- туры (Гарустович, 2015. С. 191). Этому не противоречит факт отклонения от западной ориентировки погребения 2 (Гарустович, 1998. С. 147).
Наличие памятников чияликской культуры на территории самого Уфимского полу- острова (в их числе «зимник» с долговременными жилищами на Уфимском I (Чертовом)
1 Выражаю искреннюю благодарность д.и.н. М.Ф. Обыденнову за возможность публикации ма- териалов.
Рис. 1. Нижегородский III грунтовый могильник.
1 – планиграфия погребений; 2 – погребе- ния 1 и 2.
DOI: 10.25681/IARAS.2019.978-5-94375-270-4.187-189
городище), а также летних сезонных поселений в пойме в окружении заливных лугов говорит об освоении пойменных пространств в эпоху позднего Средневековья. По суще- ству, эта территория являлась ресурсной базой, обеспечивающей комфортное прожива- ние для полукочевого населения чияликской культуры.
Акбулатов И.М., Обыденнов М.Ф., 1983. Научный отчет о разведочных археологических работах, проведенных летом 1983 г. // Архив Кабинета археогии БашГУ. Ф. 4. Д. 25. 263 с.
Бахшиев И.И., Насретдинов Р.Р., 2009. Погребения на территории городища Уфа-II: к вопросу о
«длиной» хронологии памятника // Феномен евразийства в материальной и духовной куль- туре, этнологии и антропологии башкирского народа / Отв. ред. М.М. Кульшарипов. Уфа:
ИИЯЛ УНЦ РАН. С. 33–37.
Гарустович Г.Н., 1998. Население Волго-Уральской лесостепи в первой половине II тысячелетия нашей эры. Автореф. дис… канд. ист. наук. Уфа. 340 с.
Гарустович Г.Н., 2015. Чияликская археологическая культура эпохи средневековья на Южном Урале // Уфимский археологический вестник. Вып. 15. С. 181–198.
Дмитриев П.А., Сальников К.В., 1941. Гор. Уфа – ст. Ишимбаево, 1934 г. // Археологические ис- следования в РСФСР 1934–1936 гг. Краткие отчеты и сведения / Отв. ред. В.В. Гольмстен. М.;
Л.: АН СССР. С. 131–145.
Камалеев Э.В., Ахатов А.Т., Тузбеков А.И., Бахшиев И.И., 2017. Археологическое изучение долины р. Сикиязка в 2017 г. // Этносы и культуры Урало–Поволжья: история и современ- ность: материалы XI Всероссийской научно–практической конференции молодых ученых / Отв. ред. А.Т. Ахатов. Уфа: Институт этнологических исследований УФИЦ РАН. С. 51–54.
Обыденнов М.Ф., 1986. Отчет об археологических исследованиях в зоне Иштугановского водо- хранилища в 1986 году // Архив Кабинета археологии БашГУ. Ф. 4. Д. 31.
Памятники археологии Башкирской АССР, открытые в 1981–1986 годы, 1982 / Отв. за вып.
Р.Г. Мухтаров. Уфа: ВООПИК. 94 с.
Шокуров А.П., 1970. Материалы к археологической карте нижнего течения р. Белой и среднего течения р. Ик // Древности Башкирии / Отв. ред. А.П. Смирнов. М.: Наука. С. 131–160.
Г.М. Сагманова Казанский (Приволжский) федеральный университет
g_s_17@mail.ru СТЕКЛЯННЫЕ БРАСЛЕТЫ С ТЕРРИТОРИИ ВЕРХНЕГО ПОСАДА
ПЕРЕЯСЛАВЛЯ РЯЗАНСКОГО
Данная статья посвящена анализу стеклянных браслетов, обнаруженных при раскоп- ках в Рязани на ул. Соборная, 16, в 2017 г. и на ул. Соборная, 20а, в 2015 и 2016 гг.1/
Наиболее полно стеклянные браслеты Переяславля Рязанского проанализированы В.И. Завьяловым (2015. С. 178–183) и С.И. Миловановым (2013. С. 150) по материалам XII–XIV вв. из кремля. В настоящей работе вводятся в научный оборот новые находки, происходящие с территории Верхнего посада. Специфика изучаемой коллекции заклю- чается в хронологических особенностях накопления культурного слоя.
Начало освоения Верхнего посада относится ко второй половине XII в., о чем гово- рит присутствие характерной керамики и некоторое количество ям и построек дан- ного периода на самом северном из исследованных участков 2017 г. В расположенных южнее раскопах 2015 и 2016 гг. отсутствуют признаки культурного слоя домонголь- ского времени, что указывает на периферийность этих участков посада в то время и начало их интенсивного использования только с XIII–XIV вв. Большая часть браслетов найдена в перемешанных слоях, датируемых XIII–XVII вв. (65%), часть обнаружена в ямах второй половины XIII – XIV в. (28%) и лишь небольшое количество происходит из комплексов XII – первой половины XIII в. (7%). Таким образом, анализируемую коллекцию можно отнести преимущественно к XIII–XIV вв., что отличает ее от рас-
1 Выражаю благодарность руководителю раскопок И.Ю. Стрикалову а возможность работы с не- опубликованным материалом.
Табл. 1. Распределение гладких и крученых стеклянных браслетов по пластам раско- пов Верхнего посада Переяславля Рязанского
Табл. 2. Распределение цветовой гаммы стеклянных браслетов по пластам раскопов на территории Верхнего посада Переяславля Рязанского
смотренной исследователями ранее выборки из Житного раскопа с территории Рязан- ского кремля.
Всего изучено 220 фрагментов браслетов. Из них 44% – крученые, 55% – гладкие, 1% – витые и треугольные. Стоит отметить, что в слоях XIII–XIV вв. преобладают глад- кие украшения, в отличие от более ранних комплексов и перемешанных слоев (табл. 1).
Соотношение крученых и гладких экземпляров является хронологическим показателем:
преобладание крученых характерно для домонгольского времени, со второй половины XIII в. преобладают гладкие изделия (Полубояринова, 1963. С. 172. Табл. 2; Столярова, 2016. С. 215). Е.К. Столярова предложила делить браслеты в зависимости от диаметра сечения жгута на тонкие (3–4 мм), средние (5–6 мм) и толстые (7–9 мм) (Столярова, 2016. С. 23). Большая часть описываемых здесь экземпляров по диаметру сечения жгута относится к средним (140 шт.), 44 браслета – к тонким, толстых всего 15.
Большинство обнаруженных браслетов коричневые (28.8%) и зеленые (сюда также включены оливковые, темно-зеленые и желто-зеленые – 23.7%), меньше бирюзовых (17.8%), фиолетовых (11.9%), мало желтых (7.3%) и синих (1.8%), ввиду плохой сохран- ности не удалось установить цвет 8% изделий (табл. 2). Подобное соотношение цветов
близко к цветовой гамме стеклянных браслетов Житного раскопа из пластов XIII в.
(Завьялов, 2015. С. 183). При сравнении с комплексом стеклянных браслетов Старой Рязани из слоев XII – первой половины XIII в. бросается в глаза значительно меньшая доля среди переяславльских синих и голубых браслетов, составлявших более трети всех обнаруженных изделий в Старой Рязани (табл. 3). Большое количество образцов этого цвета отмечается как местная особенность (Щапова, 1974. С. 78). Синие и голубые укра- шения составляют весомую долю в самых ранних слоях Житного раскопа (Завьялов, 2015. С. 183), на Верхнем посаде они присутствуют только в раскопе 2017 г., где отме- чены ранние комплексы (табл. 3).
Исследователи выделяют два варианта распределения стеклянных браслетов по слоям. Первый характерен для городов, пострадавших в результате монгольского наше- ствия. Там максимальное количество находок обнаруживают в слоях второй половины XII – первой половины XIII в. Второй вариант характеризуется максимальной концен- трацией браслетов в XIII в. и типичен для городов, где помимо импорта существовало и местное производство изделий из стекла (Щапова, 1997. С. 88, 89. Табл. 6). Проведенное ранее исследование материала с территории Рязанского кремля показало, что в Пере- яславле Рязанском браслеты распределены по второму варианту, и пик их распростра- нения приходится на вторую половину XIII в. (Милованов, 2013. С. 150; Завьялов, 2015.
С. 180).
Анализ новой коллекции с территории Верхнего посада Переяславля Рязанского, датируемой преимущественно второй половиной XIII – первой половиной XIV в., свиде- тельствует о бытовании этой категории украшений в указанный период и подтверждает вывод о распределении браслетов по второму варианту.
Завьялов В.И., 2015. Цветовая гамма стеклянных браслетов Переяславля Рязанского (по материа- лам Житного раскопа) // Археология Подмосковья. Вып. 11. М.: ИА РАН. С. 178–183.
Милованов С.И., 2010. Торговля Рязанской земли в XI – 2-й половине XV в.: по археологическим и нумизматическим данным. Дисс. ... канд. ист. наук. М.: ИА РАН. 250 с.
Полубояринова М.Д., 1963. Стеклянные браслеты древнего Новгорода // МИА. № 117. С. 164–199.
Столярова Е.К., 2016. Стекло средневековой Москвы: XII–XIV вв. М.: РГГУ. 692 с.
Щапова Ю.Л., 1972. Стекло Киевской Руси. М.: МГУ. 215 с.
Щапова Ю.Л., 1974. Стеклянные изделия из Старой Рязани (по материалам раскопок 1966–
1968 гг.) // Археология Рязанской земли. М.: Наука. С. 76–92.
Щапова Ю.Л., 1997. Украшения из стекла // Древняя Русь. Быт и культура. Серия Археология. М.:
Наука. С. 80–92.
Табл. 3. Соотношение цветовой гаммы стеклянных браслетов из раскопов Верхнего посада с коллекциями из Житного раскопа Переяславля Рязанского и Старой Рязани
Цвет 2015 г. 2016 г. 2017 г. Всего (2015–
2017 г.) Житный
раскоп Старая Рязань
Коричневый 29,9% 32,8% 17,1% 28,8% 23,3% 5,7%
Зеленый 23,9% 17,9% 34,3% 23,7% 30,8% 43,6%
Фиолетовый 8,5% 16,4% 14,3% 11,9% 18,4% 9,7%
Бирюзовый 11,1% 28,4% 20,0% 17,8% 17,5% 10,6%
Желтый 10,3% 3,0% 5,7%% 7,3% 6,8% 7,0%
Синий 0 1,0% 8,6% 1,8% 3,2% 22,9%
Другие 16,2% 0 0 8,7% 0 0
Д.Э. Сейдалиева*, Э.И. Сейдалиев**
* Научно-исследовательский центр истории и археологии Крыма Крымского федерального университета им. В.И. Вернадского, Симферополь
**Институт археологии Крыма РАН, Симферополь djemka@gmail.com, codexcummanicus@gmail.com ПОЛУФАБРИКАТЫ С НЕОБЫЧНЫМ УЗОРОМ ИЗ РАСКОПОК
ГОНЧАРНОГО ПОСЕЛЕНИЯ БОКАТАШ II
Поселение Бокаташ II находится в предгорье хребта Карасан-Оба, в 1.4 км к юго- востоку от г. Старый Крым (средневековый Солхат), в 1.25 км к югу от городского водо- хранилища. Через поселение проходит ответвление от старой (земской) дороги, которая ведет из г. Старый Крым через перевал Таш-Капу в сторону поселка Коктебель. С северо- востока Бокаташ II ограничен оврагом Мартыг-Дере, с юго-запада Арматлукским масси- вом коренного леса и Имеретской долиной.
Общая площадь поселения составляет 22 тыс. кв. м. Его северная часть представляет собой овальную в плане седловину. Южная часть расположена на небольшом отроге, который отходит в западном направлении. В 2003–2008 гг. на поселении Бокаташ II про- водила археологические исследования экспедиция Государственного Эрмитажа во главе с М.Г. Крамаровским. В ходе раскопок выявлено, что первоначально памятник функ- ционировал как специализированный гончарный центр. Позднее здесь было возведено жилое помещение, фундамент которого сохранился на более высоком стратиграфиче- ском уровне, чем гончарные печи. В этот период на городской рынок Солхата постав- лялась наряду с кухонной неполивной посудой столовая глазурованная керамика, часто высокого качества. Также зафиксировано изготовление сосудов для местного использо- вания (Крамаровский, Гукин, 2004. С. 50).
Существование ремесленного поселения Бокаташ II предварительно можно отнести ко второй половине / концу XIII – началу XIV в. Расцвет производства на памятнике при- ходится на время правления ханов Узбека и Джанибека (1312–1357 гг.), а в период прав- ления Токтамыша (1375–1395 гг.) он приходит в упадок (Золотая Орда, 2005. С. 137).
На поселении найдены полуфабрикаты с изображением птиц (Крамаровский, Гукин, 2005. С. 17). Обнаружены фляга, кувшин, тарелка и фрагмент чаши на кольцевом под- доне, орнаментированные в своеобразном стиле. Аналогии нам неизвестны. Изобра- жения напоминают цесарку, образ которой требует дополнительного изучения. На всех изделиях отсутствует глазурь, возможно, это заготовки. На тарелку с широким горизон- тальным краем нанесен орнамент, выполненный в технике сграффито (рис. 1: 1). Поле сосуда занимают расположенные по кругу изображения трех шагающих птиц, обра- щенных вправо. Оттопыренный хвост и приподнятые крылья переданы штриховкой.
Тулово заполнено кружками. Фрагмент чаши (рис. 1: 2) также орнаментирован в технике сграффито. Центральную часть внутренней поверхности сосуда занимает изображение двух птиц, обращенных влево и вправо, расположенных параллельно друг другу. Хвост и приподнятые крылья переданы штриховкой. Туловище заполнено сеткой с крупными ячейками. Часть головы утрачена. Вероятно, и здесь мастер изобразил цесарку. Фляга пилигрима (рис. 1: 3) переделана под светильник (?) с шестью сквозными отверсти- ями, прорезанными по сырой глине в обеих лицевых стенках (Крым, 2016. С. 142, 143).
На широких боковых стенках сосуда изображены три шагающие птицы, обращенные вправо и влево. Оттопыренный хвост и приподнятые крылья пернатых переданы густой штриховкой. Туловище заполнено кружками. Следующее изделие – кувшин (рис. 1: 4).
Его тулово имеет сферическую форму, горло узкое. Орнамент выполнен в технике сграф- фито. Корпус украшает изображение трех птиц, обращенных вправо. Хвост и припод- нятые крылья пернатых переданы штриховкой. Туловища заполнены зигзагообразными линиями и точками (Крым, 2016. С. 142).
Рис. 1. Полуфабрикаты сосудов с изображениями птиц с поселения Бокаташ II.
Несмотря на некоторые различия в узорах, передающих туловища птиц, они выпол- нены в одной технике и, осмелимся предположить, одним мастером. В литературе известны находки керамической посуды с изображением птиц (голубя), произведенные в одном стиле, одним мастером, но обнаруженные в разных местах (Кирилко, 2005.
С. 349–358). Вероятно, и в нашем случае мы имеем дело с предметами, произведен- ными в одной мастерской, тем более что обнаружены они на одном ремесленном поселе- нии и являются заготовками. М.Г. Крамаровский считает, что горны, при которых были обнаружены эти сосуды, вероятно, обслуживал один мастер с одним или двумя помощ- никами, а также отмечает «контраст совершенного с точки зрения технологии обжига горна и несколько примитивной работы гончара» (Золотая Орда, 2005. С. 139). Вероятно, мастер был не очень хорошим художником, либо сосуды орнаментировались начинаю- щим подмастерьем.
Детальный и всесторонний анализ находок, который требуется провести, способен пролить свет на особенности формирования местной самобытной ремесленной тради- ции, культуру и историю повседневности населения и дополнить уже имеющиеся сведе- ния о гончарном ремесле средневекового Крыма.
Золотая Орда. История и культура: каталог выставки. 2005. СПб.: Славия. 264 с.
Кирилко В.П., 2005. К вопросу об авторской идентификации некоторых средневековых керами- ческих изделий // Поливная керамика Средиземноморья и Причерноморья X–XVIII вв. Киев:
ИД «Стилос». С. 349–358.
Крамаровский М.Г., Гукин В.Д., 2004. Поселение Бокаташ II (Результаты полевых исследований Золотоордынской археологической экспедиции Государственного Эрмитажа в 2001–2003 гг.).
Вып. 2. СПб. 380 с.
Крамаровский М.Г., Гукин В.Д., 2007. Отчет об археологических исследованиях средневекового поселения Бокаташ II в 2005 году. Вып. IV. СПб: Лема. 261 с.
Крым в Золотоордынский период. Крымский Юрт Золотой Орды: наследие исчезнувшей импе- рии: каталог выставки, 2016. Симферополь: ООО «Издательство “Тарпан”». 160 с.
А.Р. Смертин Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет
scrume.tv@mail.ru СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИНСТРУМЕНТОВ
ЛОМОВАТОВСКОЙ И РОДАНОВСКОЙ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ КУЛЬТУР В исследовании проводится сравнение основного инструментария ломоватовской (V–XI вв.) и родановской (XII–XV вв.) археологических культур с целью выявления изменений в формах орудий. Территориально работа охватывает бассейны верхней и средней Камы, Чусовой. Основные материалы по ломоватовской культуре опубликованы Р.Г. Голдиной (1985). Классификация и датировка топоров Пермского Предуралья раз- работана А.В. Даничем (2015), хронология кресал предложена Н.Б. Крыласовой (2007), анализ земледельческих орудий проведен А.Н. Сарапуловым (2015). Всего рассмотрено более 1100 инструментов, происходящих из коллекций более чем с 140 местонахожде- ний и хранящихся в Пермском, Чердынском и Кудымкарском музеях, в архиве музея археологии и этнографии ПГГПУ (табл. 1).
В эпоху Средневековья возрастает производство железных инструментов. Появля- ются новые по сравнению с предшествующей гляденовской культурой раннего желез- ного века орудия труда, в том числе узкоспециализированные.
Топоры VIII–XI вв. представлены во всем многообразии форм, как боевых, так и универсальных. К XII в., вероятно, произошло вычленение рациональных и упрощен- ных конструкций универсальных топоров. Фактически из всего многообразия остаются лишь бородовидные и широколезвийные изделия (Данич, 2015. С. 82). В XI–XIV вв. рас- пространяются железные петли – топорни, размещаемые на поясе для удобства ношения топора (Крыласова, Брюхова, 2017. С. 148).
Набор деревообрабатывающих инструментов наиболее стабилен в рамках куль- турной трансформации от ломоватовской к родановской культуре. Тесла встречаются преимущественно на ломоватовских памятниках. Из инструментов для строгания выяв- лены только наструги. Скобели и струги в Прикамье неизвестны. Стамесок немного, но они характерны для поселенческих памятников обеих культур. Долота встречаются в основном на ломоватовских памятниках, преимущественно шиповидные, реже плоские.
Cверла преобладают перовидные, но известны и лучковые в обеих культурах. Резцы- ложкари были особенно популярным типом резцов и встречаются в материалах обеих культур.
Ножи в обеих культурах представлены несколькими похожими типами. Их объеди- няет универсальное назначение и форма: прямая спинка и плоский неширокий черешок (Голдина, 1985. С. 59). Чаще всего на лезвии имелся уступ при переходе к черешку.
Основные типы кресал претерпевают изменения. До XIII в. наиболее популярными были калачевидные и однолезвийные кресала. Короткое время в IX–XI вв. существовали биметаллические кресала (Крыласова, 2007. С. 144). Уже в XII в. появляется новый тип – двулезвийные кресала прямоугольной и овальной форм. Аналогии им можно найти на древнерусских памятниках (Крыласова, 2007. С. 184–186).
Земледельческие орудия ломоватовской культуры представлены мотыгами, но уже в XII–XIV вв. распространяются наконечники ральников. Происходит переход населения к пашенному земледелию (Сарапулов, 2015. С. 123, 124). Орудия для уборки урожая – серпы и косы-горбуши – редки для Пермского Предуралья, однако иногда встречаются в обеих археологических культурах (Сарапулов, 2015. С. 85–88).
Кузнечный инструментарий на территории Пермского Предуралья в эпоху Средневе- ковья существовал без особых изменений. В набор инструментов входили молоты-руч- ники, клещи, зубила, пробойники, напильники. Ювелирные инструменты универсальны во всем диапазоне V–XV вв. К ним относятся тигельные клещи, льячки, молоточки, чеканы, щипчики, ножницы, шабер.
Табл. 1. Соотношение инструментов ломоватовской и родановской культур по типам
Инструмент Ломоватово (шт.) Роданово (шт.)
Топор чекан (85); узколезвийный (47);
узколезвийный без щековиц (5); широколезвийный (4);
бородовидный (29); клевец (5);
кельт (22); двусторонний (1)
широколезвийный (секира) (21);
бородовидный (16)
Кресало калачевидный (62); однолезвийный
(24); биметаллический (211) калачевидный (35);
однолезвийный (2);
двулезвийный (37)
Земледельческие мотыга (20) ральник (238)
Тесло 12 2
Стамеска 7 6
Долото шиповидное (7); плоское (6) плоское (1)
Инструменты для текстильного производства представлены пряслицами, иглами, шильями. Их набор остается традиционным и изменяется мало. Также встречаются железные и костяные кочедыки и разбильники.
Помимо инструментария, значительно меняется набор вооружения. При смене куль- тур резко пропадает клинковое и древковое оружие, а также элементы конской сбруи.
Остаются лишь универсальные топоры, наконечники стрел, накладки сложносоставного лука. На протяжении всей ломоватовской культуры часто встречаются предметы воору- жения разных видов, что можно связать с существовавшей военной угрозой. В первую очередь это разные типы топоров с выделением боевых. В родановское время, к XII в., происходит унификация топора, вырабатывается наиболее рациональный тип, пригод- ный для выполнения большего количества операций, поэтому он вытесняет тесло и долото. Изменения кресал связаны как с древнерусским влиянием, так и с усилением сугубо утилитарных функций предметов, без излишеств эстетической и смысловой нагрузки. Остальные группы инструментов не подвергаются особым изменениям.
Таким образом, наблюдаются закономерности в изменениях орудий труда при пере- ходе от ломоватовской культуры к родановской, возможно, связанные с переменами в хозяйственно-культурном типе.
Голдина Р.Д., 1985. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та. 280 с.
Данич А.В., 2015. Классификация средневековых топоров Пермского Предуралья // Труды КАЭЭ.
Вып. X. Пермь: ПГГПУ. С. 71–124.
Крыласова Н.Б., 2007. Археология повседневности. Материальная культура средневекового Предуралья. Пермь: ПФ ИИиАУрО РАН. 352 с.
Крыласова Н.Б., Брюхова Н.Г., 2017. Плотниковский могильник // Археология Пермского края:
свод археологических источников. Вып. IV. Пермь: ПГГПУ. 259 с.
Сарапулов А.Н., 2015. Средневековое земледелие Пермского Предуралья по археологическим данным. Пермь: ПГГПУ. 170 с.
С.М. Смирнова Российский государственный университет им. А.Н. Косыгина, Тверь lisjaka@list.ru БРАТСКИЙ КОРПУС ТВЕРСКОГО УСПЕНСКОГО ЖЁЛТИКОВА
МОНАСТЫРЯ ПО ДАННЫМ ПИСЬМЕННЫХ И АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ
Каждый памятник археологии и архитектуры уникален и существует в определен- ном контексте, связанном с природно-географической средой и деятельностью человека.
Интересные в этом плане данные были получены в результате археологического иссле- дования братского корпуса Тверского Успенского Жёлтикова монастыря.
Монастырь был основан в 1394 г. тверским епископом Арсением при великом князе Михаиле Александровиче. Свое существование он прекратил в 30-е годы XX в., когда была закрыта церковная община. С этого же времени началось разрушение архитектур- ного ансамбля: часть зданий была взорвана и разобрана на кирпичи в 1930-е годы, часть сильно пострадала в годы Великой Отечественной войны. В 1945 г. из-за масштабов раз- рушения построек и невозможности их реставрации монастырь был исключен из списка памятников архитектуры, а его территория передана военной части и до 2013 г. исполь- зовалась как хранилище горюче-смазочных материалов военного аэродрома, вследствие чего архитектурный комплекс практически полностью был уничтожен. Сохранились только один ярус надвратной колокольни, братский корпус и фрагмент монастырской стены. В 2017 г. началось археологическое исследование монастыря в рамках предпро- ектных работ по его восстановлению.
На протяжении почти всего XX в. территория монастыря принадлежала вооружен- ным силам, поэтому топографическая съемка с указанием точного расположения мона- стырских строений и какая-либо другая документация отсутствуют. Сохранились только дореволюционные описания и обмеры.
Первые упоминания о каменных жилых помещениях для архимандрита и братии содержатся в описи 1713 г.: «четыре кельи брацкие низменные каменные потолки накат- ные в окнах решетки железные окончины стекольчатые» (ГАТО. Ф. 192. Оп. 1. Д. 393).
Братский корпус расположен в южной части монастыря на высоком коренном берегу р.
Тьмаки, в непосредственной близости от края берега. По описи 1764 г. каменные настоя- тельские и братские кельи располагались при церкви Антония и Феодосия Печерских, к западу и востоку от нее, и составляли вместе с ней четвертую стену ограды длиной, как и остальные три, 52 сажени (ГАТО. Ф. 192. Оп. 1. Д. 7).
Расположение корпуса на краю высокого берега сказывалось на его состоянии на протяжении всего существования. Сохранился «Всеподданейший доклад» архимандрита Сергия с братией к архиепископу Тверскому и Кашинскому Мефодию, где было указано:
«Имеющиеся в оном Жёлтиковом монастыре братские одноэтажные каменные кельи, в коих братия ныне жительствовать имеют… от долговременности начали приходить в упадок; а особливо стена, что к реке Тьмаке вовсе отделившись от поперешных стен, от множества означившихся на ней разселин, близка уже стала к совершенному разруше- нию… поправить же их, не разрушая до основания, нет никакого способа» (ГАТО. Ф. 160.
Оп. 2. Д. 5142). Братские кельи были «вчерне отстроены и покрыты железом» в 1813 г., тогда же достроен второй этаж. В дальнейшем перестройка корпуса не производилось.
При археологических исследованиях 2018 г. расчищен фундамент XIX в. Он исследо- вался шурфами под руководством архитектора-реставратора Г.П. Лебедевой. Заложены пять шурфов размерами 1.5 × 1.5 м: три – с внешней стороны несущих стен здания, и два – внутри помещений.
В ходе работ установлено, что конструкция фундамента стены, обращенной к терри- тории монастыря, характерна для каменного строительства XIX в.: один ряд цоколя из тесаных блоков, уложенных заподлицо с кирпичной кладкой стены, три ряда из грубо
DOI: 10.25681/IARAS.2019.978-5-94375-270-4.195-197
отесанных блоков, выступающих относительно стены на 20 см. Нижняя часть фунда- мента сложена из валунов на известковом растворе с кирпичным щебнем. Следует отме- тить небрежность кладки этой стены.
Фундаменты юго-западной и юго-восточной стен корпуса сложены иначе. Фунда- мент торцевой юго-западной стены состоит из восьми рядов белокаменных блоков.
Два ряда – цоколь из тесаных блоков, уложенных заподлицо с кирпичной кладкой. Еще шесть рядов белокаменных грубо отесанных блоков уложены в четыре широкие ступени (ширина 20–36 см), образовывая своеобразный контрфорс. Фундамент юго-восточной стены, обращенной к реке, сложен ступенями: девять рядов белокаменных грубо отесан- ных блоков образовывают пять ступеней шириной 16–18 см.
Основательно сложен фундамент и с внутренней стороны стен. В шурфе, заложен- ном в южном углу здания, также зафиксированы две ступени, одна из которых состоит из белокаменных блоков, вторая – крупных булыжников.
В верхней части фундаментов юго-западной и юго-восточной стен выявлены фраг- менты белокаменных надгробных плит во вторичном использовании. По сохранившейся части орнамента плиты можно датировать XVI в. (Беляев, 2016. С. 143–145).
В шурфе, заложенном у юго-восточной стены, на расстоянии 20–30 см от нижней ступени контрфорса обнаружена часть конструкции, сложенной из булыжников с красно- коричневой плотной глиной, известковой и кирпичной крошкой. Высота ее составила 0.7–0.75 м. Вероятно, данная конструкция являлась попыткой укрепления и берега, и более раннего фундамента.
Таким образом, при археологическом изучении фундамента братского корпуса мона- стыря даже на такой небольшой площади, привлекая архивные материалы, можно полу- чить значительный объем информации об истории памятника. Видимо, при строитель- стве каменных зданий не было учтено расположение корпуса на краю берега, из-за чего началось его постепенное разрушение, поэтому предпринимались попытки укрепления и предотвращения обрушения стен. При строительстве нового двухэтажного корпуса было принято во внимание проседание грунта и осыпание берега, о чем свидетельствует конструкция фундамента обращенных к берегу стен, укрепленных контрфорсами.
Беляев Л.А., 2016. Русское средневековое надгробие. Белокаменные плиты Москвы и Северо- Восточной Руси XIII–XVII вв. М.: МОДУС-ГРАФФИТИ, 1996. 563 с.
С.Ф. Степаненко Ecole Pratique des Hautes Etudes, Paris stepan.f.stepanenko@gmail.com ЧЕРНИГОВЩИНА В СИСТЕМЕ ТОРГОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ
МЕЖДУ СЕВЕРОМ И ЮГОМ В Х ВЕКЕ1
Традиционный взгляд на путь «из варяг в греки» предполагал его существование уже в IX в. Особая роль в сложении южного участка этого пути отводилась Киеву. Однако еще Т. Нунан отмечал, что в историографии роль русо-византийской торговли в IX–X вв.
сильно преувеличена, так как в IX в. четких археологических свидетельств ее нет, а в X в. ее масштабы оказываются более скромными, чем предполагалось (Noonan, 1987.
P. 399).
Исследования последних лет, и в самом деле, показали, что путь «из варяг в греки»
начинает активно функционировать не ранее X в. История сложения его северных участ- ков рассматривалась в работах ряда специалистов (Лебедев, 2005. С. 537–559; Еремеев, Дзюба, 2010. С. 599–631; Андрощук, 2001). Относительно Гнёздова А.А. Фетисов отме- чает сравнительно малую концентрацию массового материала в слоях первой половины X в. и заключает, «что активная стадия участия Гнёздова в русско-византийской торговле началась лишь с середины Х в.» (Фетисов, 2014. С. 117).
1 Автор благодарит Ф.А. Андрощука за помощь в написании текста.