Талько-Гринцевич Ю.Д. Могилы в Оргойтоне // Материалы к палеоэтнологии Забайкалья. СПб., 1999а. С. 79–81.
Талько-Гринцевич Ю.Д. Население древних могил и кладбищ Забайкальских // Материалы к па- леоэтнологии Забайкалья. СПб., 1999б. С. 119–123.
© 2017, Д.Г. Савинов
Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург
Не меньшее значение он имел в социальной истории Древнего Китая, став не только символом, но и знаком социальной предопределенности и лидерства правящей династии. Так, основатель династии Цинь император Хуан-ди «первоначально почитался как драконоподобное существо… один из видов дракона и предок древних китайцев» [Решетов, 1996, с. 153]. А создатель великой империи Хань, как отмечает в «Исторических записках» Сыма Цянь, появился на свет, когда его мать Лю-ао «видела во сне, что повстречалась с духом… В это время муж ее увидел над ней чешуйчатого дракона. Через не- которое время она понесла, а затем родила (будущего императора Гао-цзу)» [Решетов, 1996, с. 159].
Приведенный рассказ Сыма Цяня может рассматриваться как изложение генеалогического мифа о про- исхождении династии Хань, где образу «чешуйчатого дракона» отводится господствующее место.
Изображения различных животных на воинских знаменах в Китае появились еще раньше – в эпоху Западного Чжоу (конец II – начало I тыс. до н.э.). В Шицзи («Книга песен») говорится: «Мы выводим свои колесницы в предместье столицы. Здесь мы поднимаем знамя с черепахой и змеей. Там поднимаем флаг с хвостом буйвола! Флаг сокола и знамя черепахи реет по ветру» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 15].
М.А. Дэвлет [2007, с. 148] таким же образом интерпретировала изображение змееобразного штандарта на оленном камне из Хэрэксурин дэнж (Монголия), отметив при этом, что изображение дракона на импе- раторском знамени впервые упоминается еще Конфуцием (род. в 551 г. до н.э.). Но только в эпоху Хань дракон (кит. лун) становится символом власти императора и всей соответствующей ему атрибутики.
Другое наименование тех же воинских реалий – волчьи знамена – также неслучайно. Образ волка – вообще один из центральных в мифологических представлениях кочевников степей Евразии начиная с ин- доевропейской древности и особенно в скифо-сарматское время [Гуцалов, 2005]. В изображениях волка во всех произведениях звериного стиля установился определенный канон: круглая тяжелая голова с длинными челюстями и оскаленной пастью, вздернутый кончик носа, заостренные (подтреугольные) уши.
Особое значение образ волка приобрел в идеологии древнетюркского времени. Известно, что вол- чица, поселившаяся в пещере около Гаочана (Восточный Туркестан) вместе с мальчиком (из потомков южных хуннов), сброшенным врагами в болото, стала родоначальницей древнетюркской правящей ди- настии Ашина. В плане рассматриваемой темы в генеалогическом предании о происхождении тюрков Ашина заметна явная перекличка с мифическим представлением о происхождении основателя Хань- ской династии, а именно участие в акте творения правителя: в одном случае – дракона, в другом – волка.
В дальнейшем изображение золотой волчьей головы украшало победоносные боевые знамена древних тюрков. Протома волка/волчицы венчает самую раннюю стелу из Бугута, посвященную Му- хан-кагану (установлена в 581–587 гг.). В этой же связи Ю.С. Худяков привел весьма показательный отрывок из переводов Н.Я. Бичурина о том, что Моюн-Чур, основатель Уйгурского каганата, прини- мая китайского посла, «гордясь своей силой, выставил войско, повел Цзы-и поклониться волчьему знамени» [Худяков, 2005, с. 356]. В разных ипостасях волк присутствует в генеалогических преданиях сяньбийцев, уйгуров и других центральноазиатских племен, обычно определяемых в источниках как
«отдельная отрасль дома Хунну».
Если учесть мнение большинства исследователей о тюркоязычности хуннов, то все эти на первый взгляд разрозненные сведения (дракон – волк; мальчик-прародитель из среды южных хуннов; генеало- гические предания первых императоров Великой Хань и правящей династии тюрков Ашина; предпо- лагаемая тюркоязычность хуннов) связываются в определенную систему элитных/династийных ценно- стей кочевых обществ, символизируемых феноменом драконовых или волчьих знамен.
Волк и дракон – два ведущих образа древней, в основе своей тотемической (?) мифологии как симво- лы верховной власти правителя, силы обладания и победы. Контаминация данных образов исторически была обусловлена взаимодействием двух миров – Китай и кочевая степь, что отразилось в появлении но- вого, по сути дела, синкретического образа, объединяющего наиболее характерные черты того и другого – голову волка с разинутой зубастой пастью и длинное змееобразное туловище дракона. В таком изобрази- тельном воплощении волчьи/драконовы знамена получили поистине континентальное распространение.
На территории культурно-исторического пространства ВШП можно условно выделить два ареала распространения драконовых или волчьих знамен: восточный (рис.-А) и западный (рис.-Б).
В пределах восточного ареала их открыто сравнительно немного, но они достаточно показательны.
Наиболее известные из них: 1) изображение «панцирного» воина с драконовым знаменем на фреске из Кызыла (Восточный Туркестан), относящееся, по мнению А.Ю. Борисенко и Ю.С. Худякова [2006, с. 69], к хунно-сяньбийскому периоду – IV–V вв.; 2) такое же изображение змееобразного знамени (но без головы волка) представлено на одной из костяных пластин Орлатского могильника (к северу
Волчьи или драконовы знамена Евразии. А – восточный ареал; Б – западный ареал:
1 – оленный камень, Хэрэксурин дэнж, Монголия; 2 – Орлатский могильник; 3, 4 – Ноин-Ула, Монголия;
5, 6 – фрески из Кызыла, Восточный Туркестан; 7 – Сасанидский штандарт; 8–10 – Колонна Траяна;
11 – арка Галерия, Рим; 12 – драконарий, Честер, Англия (по: [Борисенко, Худяков, 2005; Дэвлет, 2007;
Нефедкин, 2001; Никоноров, Худяков, 1999; Советова, Мухарева, 2005; Rudenko, 1969])
от Самарканда), отнесенного В.П. Никоноровым и Ю.С. Худяковым [1999, с. 148] к первой половине I тыс. н.э.; возможно, к кангюйцам или эфталитам, белым гуннам. Приведенные при этом убедитель- ные параллели по другим изображениям орлатских воинов с гравировками таштыкской культуры уве- личивают возможности поиска аналогий в этом направлении.
По данным А.Х. Маргулана [1983], изображения воинов с волчьими знаменами известны в ро- списях на стенах старинных зданий, а также в наскальных рисунках в Курдайских горах (около Суяба) и в Джунгарском Алатау (Семиречье) – всего около 15 изображений. Какой-либо другой информации об этих изображениях мне неизвестно, но сами указания о местах их нахождения весьма показательны:
г. Суяб (он же Ак-Бешим) – один из важнейших пунктов на ВШП, а по северным отрогам Тянь-Шаня (Семиречье) проходила одна из его зафиксированных письменными источниками трасс. Скорее всего, эти изображения могут относиться уже к эпохе раннего средневековья.
Крайне важным представляются находки в хуннских погребениях шаньюев Ноин-Улы (Северная Монголия, начало I в. н.э.) длинных полотняных полотнищ с треугольными окончаниями (курган №6), как на изображениях знамен из Кызыла и в других местах, и резного навершия в виде головы волка (курган №1), которые можно рассматривать как остатки (или имитации?) положенных в эти погребения знамен [Rudenko, 1969].
Гораздо более представительна серия изображений волчьих или драконовых знамен в западном ареа- ле их распространения. Сведения о них наиболее полно собраны в работах И. Хольстена [Coulston, 1991]
и Я. Лебединского [1996]. Самые известные из них представлены в барельефах на колоне Траяна (113 г.), знаменующей победу римлян над даками – всего около 20 изображений, в числе сарматских трофеев на монетах Марка Аврелия (176–177 гг.), в Риме на арке Галерия и др. Обращает на себя внимание, что на всех этих изображениях показана именно голова волка со всеми характерными для передачи данного образа особенностями: оскаленная пасть, вздернутый кончик носа, прямо торчащие треугольные уши.
Красочные описания драконовых знамен сохранились в письменных источниках. По Флавию Ар- риану, называвшему их «скифскими значками», они «представляют собой драконов, развивающихся на шестах соразмерной длины. Они сшиваются из цветных лоскутьев, причем голова и все тело вплоть до хвоста делается наподобие змеиных, как только можно представить страшнее… При движении ветра (они) надуваются так, что делаются очень похожими на названных животных и при быстром движении издают свист от сильного дуновения, проходящего сквозь них» (по: [Дэвлет, 2007, с. 144]). Не менее выразительное описание этих знамен, относящееся к более позднему времени, приводится у Аммиана Марцеллина: «…колеблемые ветром, они, словно разъяренные, шипели своей огромной пастью, и хво- сты их вились в воздухе длинными извивами» (по: [Банников, 2011, с. 99]).
Относительно функционального назначения волчьих или драконовых знамен существуют различ- ные точки зрения, чаще всего дополняющие друг друга: они могли использоваться для подачи сигналов при наступлении, определять место начальника или отдельных отрядов (флангов), служить для зна- кового обозначения построения войска, иметь определенное сакральное значение, а также оказывать определенное психологическое (устрашающее) воздействие на противника.
Учитывая сказанное выше о начальном значении образов дракона и волка как символов мифологи- ческого происхождения правителя, можно видеть в них также олицетворение государственной власти и неотвратимости победы. Уже само их появление своим «звучанием» уничтожало силу противника.
В этом плане они выступают в одном семантическом поле со знаменитыми хуннскими «свистящими»
наконечниками стрел, имевшими (наряду с другими функциями) такое же устрашающее воздействие.
Вопрос о происхождении, а также об основных носителях (или посредниках) распространения драконовых или волчьих знамен не только окончательно не решен, но и имеет немало предположитель- ных решений. Считается, что их использовали и заимствовали друг у друга аланы, сарматы, римляне, даки, парфяне, персы; на востоке – ираноязычные кочевники Средней Азии и Восточного Туркестана.
Главным носителем идеи (или средой распространения) драконовых или волчьих знамен наиболее убе- дительно называются сарматы [Хазанов, 1970; Лебединский, 1996; Нефедкин, 2011] или аланы [Яцен- ко, 1993; Туаллагов, 2000]. В этом нет принципиального противоречия: аланы становятся ведущей си- лой в сарматском мире со II в. н.э.; их культуру сопоставляют с позднесарматской.
Место происхождения драконовых знамен наиболее убедительно связывается с Центральной Ази- ей – понятием географическим и достаточно широким, при этом конкретизация его, как правило, не при- водится. В этой связи наиболее близкой к действительности представляется точка зрения С.А. Яценко о том, что «образ дракона (и, соответственно, драконовых знамен. – Д.С.) в Средней Азии несомненно
распространился благодаря двум наиболее могущественным и наиболее китаезированным кочевым этно- сам – хунну и усуням» [Яценко, 1993, с. 61]. Во всех указанных выше случаях так или иначе проявляется участие хуннского компонента (в самом широком, культурно-историческом значении этого понятия).
В свете всего сказанного следует акцентировать внимание на нескольких обстоятельствах.
1. Изображения драконовых знамен появляются в европейской изобразительной традиции первой трети II в. н.э., что определяет terminus ante quem в этом ареале их распространения.
2. В восточном ареале многое указывает на хуннское (точнее, китайско-хуннское) происхождение образа дракона/волка, определившего семантику и функциональную значимость так называемых дра- коновых знамен.
3. Наиболее вероятное стечение исторических событий, послужившее толчком для передачи идеи волчьих или драконовых знамен на Запад, могло быть столкновение на Тянь-Шане (Семиречье) всех упомянутых участников этого процесса на Востоке (Китай, Кангюй, Усунь, Хунну), в результате ко- торого погиб предводитель северных хуннов Чжи чжи шаньюй (36 г. до н.э.) и начался первый исход центральноазиатских хуннов на Запад.
4. Распространение драконовых или волчьих знамен происходило на одном хронологическом сре- зе (по направлению ВШП) в среде родственных племен путем эстафетной передачи этого символа во- инской власти в элитной субкультуре сарматов/алан (?). Более точное определение их носителей ввиду сложности этногеографии данного периода вообще вряд ли возможно.
Дальнейшая судьба драконовых знамен на Западе и на Востоке была различной. Все изображения западного ареала первоначально передают устойчивый образ волка, и только с конца III в. н.э. теряют характерные «волчьи» черты и приобретают внешний вид «настоящих» драконов. На Востоке золотая волчья голова стала знаменем всех древнетюркских завоеваний, а образ дракона с чертами волка сохра- нился до этнографической современности, как это показывают, например, геральдические головки вол- ков на монгольских стременах XIX–XX вв., называемые «драконами» [Кореняко, 1988, рис. 4, 5 и сл.].
Библиографический список
Банников А.В. Римская армия в IV столетии (от Константина до Феодосия). СПб., 2011. 262 с.
Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Изображения панцирных воинов на фресках Кызыла из Восточ- ного Туркестана (по материалам исследований А. фон ля Кока) // Военное дело номадов Центральной Азии в сяньбийскую эпоху. Новосибирск, 2005. С. 56–69.
Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. Легенда о государстве пресвитера Иоанна. М., 1994. 479 с.
Гуцалов С.Ю. Волчье племя (к семантике образа волка в искусстве древних кочевников Южного Урала) // Древности Евразии (от ранней бронзы до раннего средневековья). Памяти В.С. Ольховского.
М., 2005. С. 437–450.
Дэвлет М.А. Щит и знамя // Археологические материалы и исследования Северной Азии древно- сти и средневековья : сб. науч. трудов, посвящ. В.И. Матющенко. Томск, 2007. С. 140–149.
Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи древней Евразии. СПб., 2005. 345 с.
Кореняко В.А. Раннекочевнический анимализм и декоративно-прикладное искусство центрально- азиатских народов (декорировка стремян) // Древности Горного Алтая. Горно-Алтайск, 1988. С. 31–82.
Лебединский Я. Драконообразные штандарты Востока и Запада // Дарьял. 1996. №2. С. 221–229.
Маргулан А.Х. Наскальные гравюры и росписи, изображающие знамена с волчьей головой // Куль- тура и искусство Киргизии. ТД Всесоюзн. научн. конф. Вып. 2. Л., 1983. С. 48–49.
Нефедкин А.К. Военное дело сарматов и аланов. СПб., 2011. 302 с.
Никоноров В.П., Худяков Ю.С. Изображения воинов из Орлатского могильника // Евразия: куль- турное наследие древней цивилизации («Горизонты Евразии». Вып. 2). Новосибирск, 1999. С. 141–154.
Решетов А.М. Дракон в китайской культурной и политической традиции // Символы и атрибуты власти: генезис, семантика, функции. СПб., 1996. С. 142–163.
Савинов Д.Г. Северный/сибирский вариант Великого шелкового пути // Торговля в этнокультурном из- мерении : материалы XIV Международных Санкт-Петербургских этнограф. чтений. СПб., 2015. С. 49–55.
Советова О.С., Мухарева А.Н. Об использовании знамен в военном деле средневековых кочевни- ков (по изобразительным памятникам) // Археология Южной Сибири. Кемерово, 2005. С. 92–105.
Туаллагов А.А. Аланские знамена // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 3. Волгоград, 2000. С. 159–162.
Хазанов А.М. Характерные черты сарматского военного искусства // СА. 1970. №2. С. 52–63.
Худяков Ю.С. Знамена древних тюрков и кыргызов в Центральной Азии в эпоху раннего средневе- ковья // ТС 2003–2004. Тюркские народы в древности и средневековье. М., 2005. С. 350–365.
Яценко С.А. Аланская проблема и центральноазиатские элементы в культуре кочевников Сарматии рубежа I–II вв. н.э. // ПАВ. Вып. 3. СПб., 1993. С. 60–72.
Rudenko S.I. Die Kultur Hsiung-nu und die Hügelgräber von Noin-ula // Antiquitas Reihe. Bonn, 1969.
Bd. 7. №3. 320 s.
Coulston J.C.N. The ‘draco’ standard // Journal of Roman Military Equipment Studies. 1991. No 2. P. 101–114.
© 2017, Н.Н. Серегин
Алтайский государственный университет, Барнаул