Весьма высокий статус имел и Есунке (Исунке, Есунгу). «Есунгу был высокого роста, румян и имел продолговатое лицо и длинную бороду… Он входил в важные дела и в обсуждение государственных дел, и его весьма почитали и считались с ним» [Рашид ад Дин, 1952, с. 52].
Высокое положение хасаридов и темугеидов продлилось до конца 80-х гг. XIII в. Они вступили в сговор с Хайду против Хубилая. «Когда сговор [их] обнаружился, каан повел войско и схватил их.
Некоторых он казнил, а их войска разделил [между другими]. В настоящее время из их улуса никого не осталось» [Рашид ад Дин, 1952, с. 56]. Кто знает, не тогда ли были сожжены и подвергнуты забвению забайкальские древности?
Библиографический список
Артемьев А.Р. Новые исследования древнемонгольских городов Восточного Забайкалья // Вестник ДВО РАН. 2005. №2. С. 3–18.
Древнемонгольские города / отв. ред. С.В. Киселёв. М., 1965. 371 с.
Киселёв С.В. Город монгольского Исункэ на р. Хирхира в Забайкалье // СА. 1961. №4. С. 103–127.
Крадин Н.Н., Бакшеева С.Е., Харинский А.В., Ковычев Е.В. Исследование средневековой монголь- ской усадьбы Алестуй в Забайкалье // Древние культуры Монголии и Байкальской Сибири : материалы III Международной научной конф. Т. 2. Улан-Батор, 2012. С. 381–387.
Крадин Н.Н., Бакшеева С.Е., Ковычев Е.В., Прокопец С.Д. Новые исследования Кондуйского го- родка // III Международный конгресс средневековой археологии евразийских степей «Между Востоком и Западом: движение культур, технологий и империй». Владивосток, 2017. С. 167–171.
Крадин Н.Н., Крадин Н.П. Кондуйские древности // Вопросы истории. 2016. №12. С. 133–138.
Кузнецов А.К. Развалины Кондуйского городка и его окрестности. Владивосток, 1925. 64 с.
Лбова Л.В., Васильева И.Г. К вопросу о развитии принципов планировочной структуры древне- монгольских городов // Археологические памятники эпохи средневековья в Бурятии и Монголии / отв.
ред. П.Б. Коновалов. Новосибирск, 1992. С. 145–160.
Павлуцкий А. Краткое описание так называемых чудских древностей, имеющихся вблизи клич- кинского серебро-свинцового рудника, с указанием нахождения их и в других местах Нерчинского гор- ного округа // Записки Сибирского отдела Императорского Русского географического общества. Кн. IX и X / ред. Н.И. Калинин. Иркутск, 1867. С. 475–507.
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. М. ; Л., 1952. 315 с.
Харинский А.В., Номоконова Т.Ю., Ковычев Е.В., Крадин Н.Н. Останки животных в монгольских захоронениях XIII−XIV вв. могильника Окошки I (Юго-Восточное Забайкалье) // РА. 2014. №2. С. 62–75.
© 2017, О.А. Митько
Новосибирский государственный университет, Новосибирск
огневых приборов не прослеживается, фиксируются лишь технические приспособления, закрепивши- еся в культуре. О существовании переходных форм, промежуточных вариантов или «эксперименталь- ных» моделей можно высказывать преимущественно гипотетические предположения.
Подобную тенденцию развития приспособлений для получения огня можно проследить на матери- алах енисейских кыргызов. Предварительно необходимо подчеркнуть, что магистральная линия стано- вится заметной лишь на хронологически продолжительном отрезке времени и при рассмотрении всех периодов их истории: от начального раннекыргызского этапа, который соотносится с поздним этапом таштыкской культуры [Савинов, 1984, с. 41], до этнографической современности. При этом в начале XVIII в. в их истории произошло судьбоносное событие. После угона в Центральную Азию большей части кыргызов на Среднем Енисее остались лишь небольшие сеоки, которые вошли в состав различ- ных родоплеменных групп хакасов и тувинцев.
Для анализа начального этапа применения приспособлений для получения огня енисейскими кыргы- зами ключевую роль играет вопрос, связанный с изучением становления железоделательной индустрии на территории степной части Среднего Енисея. В настоящее время можно считать установленным, что первые изделия из железа встречаются на памятниках тагарской культуры, но местные мастера работали на привоз- ном сырье. Высокотехнологичные предметы быта и оружие, такие как клинки-акинаки с цементированными лезвиями, относятся к импортным товарам и были изготовлены ремесленниками, имевшими длительный опыт работы с черным металлом. Их появление у тагарского населения объясняется связями с сакскими пле- менами, познакомившимися с черным металлом еще в VIII–VI вв. до н.э. Однако принесенные ими иннова- ции не послужили толчком к возникновению самостоятельного железообрабатывающего производства у та- гарцев [Завьялов, Терехова, 2014, с. 109, 111]. Не исключено, что в этот период саки были лишь торговыми посредниками, доставлявшими в Южную Сибирь кузнечную продукцию из соседних государств Ближнего Востока. В период средневековья эта роль стала принадлежать жителям Согда.
Н.Л. Членова [1967, c. 222] связывала начало местного производства черного металла с появлением таштыкской культуры. И.Л. Кызласов, рассмотрев относящиеся к случайным находкам молотки-напиль- ники, подвешивавшиеся с помощью железных витых цепочек к поясу, обосновал их принадлежность к инструментарию таштыкских кузнецов. По его мнению, уже в начале I тыс. н.э. они использовались для изготовления ювелирных украшений [Кызласов, 1983, с. 109–110]. Несомненно, что при работе с цвет- ными металлами необходимы были инструменты, твердость которых превышала обрабатываемый мате- риал. Поэтому появление зубил, молотков и напильников с науглероженной поверхностью в таштыкское время может служить свидетельством потенциальной возможности применения технологии изготовле- ния не только инструментов, но и других изделий, включая стальные кресала.
Однако подлинный технологический переворот в культуре енисейских кыргызов произошел позд- нее. Начиная с VIII в. в их погребальных памятниках резко возрастает количество металлического ин- вентаря и преимущественно из железа. При этом расширяется ассортимент предметов (прежде всего, вооружения и снаряжения верхового коня), в том числе и стальных изделий, для производства которых применялись разнообразные виды цементации (сквозная, поверхностная, односторонняя).
Однако, отмечая гипотетическую возможность появления стальных кресал у таштыкского насе- ления, мы не находим подтверждений этого в археологическом материале. В I тыс. н.э. на территории Южной Сибири и Центральной Азии выделяются две модели деревянных огневых приборов, отлича- ющихся лишь отдельными конструктивными элементами [Митько, 2006, с. 115–121]. Обнаруженный в таштыкском склепе №2 на могильнике Косоголь-IV фрагмент обугленной деревянной планки с че- тырьмя сохранившимися лунками не позволяет однозначно связать его с «хуннской» или «древнетюрк- ской» моделью (рис.-1) [Митько, 2014]. К камешковскому этапу Л.Р. Кызласов отнес еще одну находку огневого прибора из таштыкской могилы 4 Изыхского чаатаса, но уже не деревянного, а металлического (точнее, комбинированного) [Кызласов, 1960, с. 156, табл. IV.-192]. При этом форма стального ударного лезвия характерна скорее для огнив этнографической современности (рис.-2). Если исключить возмож- ность «случайного» попадания данного огнива в погребение, то его можно отнести к встречающимся в археологии случаям технического открытия, опередившего свое время.
Как и на всем Саяно-Алтае, на рубеже VIII–IX вв. у енисейских кыргызов отмечается появление металлических кресал. А.А. Гаврилова, характеризуя сопроводительные материалы древнетюркского погребения в могиле 5 могильника Кудыргэ, подчеркнула, что деревянный «кудыргинский прибор»
мог применяться в ритуальных целях, поскольку железные кресала были уже известны в памятниках катандинского типа [Гаврилова, 1965, с. 37]. Одним из элементов наборных поясов становятся под-
Огневые приборы енисейских кыргызов:
1 – нижняя планка деревянного огневого прибора из склепа №2 могильника Косоголь-IV
(б/м, фото автора); 2 – огниво из могилы №4 Изыхского чаатаса (по: [Кызласов, 1960, табл. IV.-192], б/м);
3–5 – кресала-накладки на подвесные сумочки, случайные находки, Минусинский краеведческий музей (фото автора); 6 – огневой прибор из кургана №30 могильника Пий-Хем: а – накладка на сумочку;
б – кресало (фото О.Б. Беликовой); 7 – пластинчатое кресало с остатками деревянной рукояти из могилы 2 могильника Часовенная Гора (по: [Кызласов, 1983, табл. XIII.-5]); 8 – пластинчатое кресало из кургана №4 могильника Эйдиктыр-кыр (фото автора); 9 – скобовидное кресало из раскопа могильника Большой Телек
(фото автора); 10 – скобовидное кресало из кургана №21 могильника Койбалы (фото автора);
11 – калачевидное кресало, случайная находка, Минусинский краеведческий музей (фото автора);
12 – Хакасский отых, Хакасский национальный краеведческий музей (б/м, фото автора)
весные сумочки с вложенными в них либо прикрепленными к их поверхности фигурными железными кресалами, подчеркивавшими социальный статус их владельца. Мы разделяем предположение Б.Б. Ов- чинниковой [1990, с. 39] о возможном заимствовании обычая украшать сумки фигурными железны- ми накладками-кресалами с пряжками в качестве застежки от согдийцев, которые пользовались ими в VIII в. Необходимо отметить, что в чаатасах енисейских кыргызов VII–VIII вв. пока не обнаружено ни одного огневого прибора. Все металлические фигурные кресала древнетюркского времени с терри- тории Среднего Енисея происходят из погребений с конем или найдены в качестве случайных находок [Митько, 2013]. В фондах Минусинского краеведческого музея собрана большая коллекция фигурных кресал и кресаловидных накладок на сумочки. Косвенным признаком их связи с кыргызами могут слу- жить следы термического воздействия, которое могло произойти на погребальном костре (рис.-3–5).
С конца IX в. в Минусинской котловине и в Туве встречаются небольшие по размерам кресала пря- моугольной формы. Их носили в поясных сумочках, украшенных орнаментированными накладками, либо, возможно, помещали в колчаны вместе с наконечниками стрел, шилом и мусатом. Подобный со- став предметных комплексов был обнаружен в «дружинных захоронениях» [Овчинникова, Длужневская, 2000] кыр гызских могильников Мутная-I, Эйдиктыр-кыр, Аймырлыг-2, Эйлиг-Хэм-III. Несмотря на не- продолжительный период использования, именно данный тип можно считать «кыргызским» (рис.-6–8).
С середины XI в., когда у енисейских кыргызов отмечается значительное увеличение объемов и расширение ассортимента продукции из черного металла, их мастера прекращают производство пла- стинчатых кресал. Они переходят на изготовление технологически не менее простых изделий, имев- ших ударное лезвие скобовидной формы. В литературе их относят к цельнометаллическим. Однако более правильно считать скобовидные кресала комбинированными, поскольку их рукояти (или держа- тели) были деревянными (рис.-9–10). И.Л. Кызласов [1983, с. 41] отметил, что скобовидные кресала аскизской культуры не связаны с местной традицией развития огнив. Разделяя его точку зрения, можно отметить, что если форма была заимствована, то производство кресал, скорее всего, было местным и опиралось на уже известные технологические приемы.
Картирование находок скобовидных кресал показывает, что, помимо Среднего Енисея, ареал их рас- пространения включает степные районы Западной Сибири, таежное Приангарье, на востоке – террито- рию расселения чжурчженей. Причем в Приамурье и Приморье подобный тип кресал известен с IX в.
Типологическое разнообразие огневых приборов на Дальнем Востоке объясняется тесными и длитель- ными этнокультурными и торгово-экономическими связями с народами Сибири, Центральной и Средней Азии [Ходзевич, Шавкунов, 1990, с. 120, рис. 2]. Однако это не объясняет столь раннее появление кресал скобовидного типа в Приморье. Один из вариантов скобовидных кресал (вариант Б, представлен одним экземпляром), выделенный Л.П. Ходзевич и Э.В. Шавкуновым, включал в себя кресало из Шайгинского городища с зубчатой ударной частью лезвия. До недавнего времени аналогии ему не выявлены [Ходзевич, Шавкунов, 1990, с. 114, рис.-19]. В 2017 г. на могильнике Большой Телек в Идринском районе Краснояр- ского края в кыргызском погребении монгольского времени было обнаружено подобное кресало.
По наблюдениям А.В. Евглевского и Т.М. Потемкиной [2000, с. 203], из четырех типов, распростра- ненных у кочевников Восточной Европы, именно скобовидный тип кресал происходит из среды номадов.
Хронологический период преобладания в материальной культуре енисейских кыргызов скобовидных кресал является самым продолжительным. Выбор в пользу данного типа кресал был сделан на основе их простоты (технологической) изготовления, возможности тиражировать стандартизированный продукт.
На территории Минусинской котловины также встречаются кресала еще двух типов: О-образные двулезвийные и В-образные изделия со следами пребывания на погребальном костре, однако относятся они к категории случайных находок [Митько, 2011, с. 248–249; 2014]. В археологических памятниках степной полосы Западной и Южной Сибири В-образные кресала не фиксируются. В Прибайкалье этот тип представлен экземпляром из погребения могильника Хужиртуй-III, комплекс №2. Судя по радиоу- глеродным данным, время его использования определяется серединой X – серединой XI в. [Харинский, 2001, с. 122–124, рис. 62.-2]. На Дальнем Востоке В-образные кресала являются наиболее многочислен- ными, они представлены шестью вариантами и характерны для культуры амурских чжурчжэней [Ход- зевич, Шавкунов, 1990, с. 115; Медведев, 1991, табл. VI.-9, XXXVIII.-17, LXV.-7, LXXV.-5, LXXIX.-6].
Следует подчеркнуть, что О- и В-образные типы не стали ведущими, как и калачевидные кресала, которые уже в развитом средневековье были известны в соседних регионах. В погребениях кыргызов калачевидные кресала не встречаются, но в русское время становятся доминирующим типом огневых приборов, применяемых в повседневной жизни населения Среднего Енисея (рис.-11). Наряду с калаче-
видными кресалами, особое значение приобретают тюрко-монгольские огнива, имевшие, как и огнива древнетюркского периода, социальное значение (рис.-12). «Ренессанс» тюрко-монгольских огнив, при- ходящийся на «спичечную» стадию, позволяет говорить о том, что на темпы изменений огневых при- боров влияют не только такие экономические категории, как потребительский спрос и покупательская способность, но и традиционные ценностные ориентации.
Библиографический список
Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М. ; Л., 1965. 54 с.
Евглевский А.В., Потемкина Т.М. Кресала в позднекочевнических погребениях Восточной Евро- пы // Степи Европы в эпоху средневековья. Труды по археологии. Т. 1. Донецк, 2000. С. 181–209.
Завьялов В.И., Терехова Н.Н. К вопросу о происхождении железных изделий у племен тагарской культуры // КСИА. 2014. Вып. 236. С. 109–112.
Кызласов И.Л. Аскизская культура Южной Сибири. X–XIV вв. М., 1983. 128 с.
Кызласов Л.Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины. М., 1960. 198 с.
Медведев В.Е. Корсаковский могильник: хронология и материалы. Новосибирск, 1991. 175 с.
Митько О.А. Деревянные огневые приборы в погребальных памятниках народов Сибири и Цен- тральной Азии // Вестник Новосибирского государственного университета. Сер.: Археология и этно- графия. 2006. Т. 5. Вып. 3 (приложение 2). С. 110–127.
Митько О.А. Двулезвийные кресала из археологических памятников Сибири и Дальнего Востока и их аналогии из Нуристана // Вестник Новосибирского государственного университета. Сер.: Исто- рия, филология. Т. 10. Вып. 7. Археология и этнография. 2011. С. 246–255.
Митько О.А. Металлические кресала древнетюркского времени с территории Южной Сибири и Центральной Азии // Древние культуры Монголии и Байкальской Сибири : материалы IV Междуна- родной научной конференции. Ч. II. Чита, 2013. С. 65–72.
Митько О.А. Таштыкские огневые приборы // Сборник материалов III межрегиональных краевед- ческих чтений, посвященных Леониду Романовичу Кызласову. Абакан, 2014. С. 28–33.
Митько О.А. В-образные кресала в археологических памятниках Сибири // Древние культуры Монголии и Байкальской Сибири: материалы V Международной научной конференции. Ч. I. Кызыл, 2014. С. 238–241.
Митько О.А. Огнива в украшении традиционного костюма тюрко-монгольских народов: этнокультурные связи и региональная специфика конференции // Народный костюм Сибири. Новосибирск, 2016. С. 51–53.
Овчинникова Б.Б. Тюркские древности Саяно-Алтая в VI–X веках. Свердловск, 1990. 223 с.
Овчинникова Б.Б., Длужневская Г.В. «Дружинное захоронение» енисейских кыргызов в центре Тувы (по материалам могильника Аймырлыг-2). Екатеринбург, 2000. 50 с.
Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. Л., 1984. 174 с.
Харинский А.В. Предбайкалье в конце I тыс. до н.э. – середине II тыс. н.э.: генезис культур и их периодизация. Иркутск, 2001. 199 с.
Ходзевич Л.П., Шавкунов Э.В. Классификация и датировка дальневосточных кресал // Проблемы средневековой археологии Дальнего Востока: происхождение, периодизация, датировка культур. Вла- дивосток, 1990. С. 109–121.
Членова Н.Л. Происхождение и ранняя история племен тагарской культуры. М., 1967. 300 с.
© 2017, Н.Н. Николаев
1, С.С. Миняев
21Государственный Эрмитаж,
2Институт истории материальной культуры РАН, Санкт-Петербург